Морис Самюэл - Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)

Существовало предположение, что в субботу, 12-го марта 1911 г., в утро своего исчезновения, Андрюша, Женя и другие дети отправились "кататься верхом" на мяле.

(44)

Глава третья

ПЛЯСКА НА КАНАТЕ

С самого начала и до конца заговорщики в деле Бейлиса проявляли такое недомыслие, что приходится только удивляться той степени успеха, которого им все-таки удалось достичь.

Если даже учитывать, что в самом своем возникновении "дело" было импровизировано из каких-то несогласованных кусочков и обрывков, или из чьего-либо внезапного "вдохновения", либо из случайно зародившейся идеи, и если к тому же принимать во внимание упрямство некоторых непокорных чиновников, а также взаимное недоверие и различные интересы заговорщиков, все-таки остается большая доля недальновидности, бессмысленности и небрежности в развитии этой конспирации.

Самой главной, всеобъемлющей ошибкой была, по-видимому, неспособность понять наверху, что существуют люди, чувствующие непобедимое отвращение к "темным делам".

Первая непосредственная задача киевской администрации была проста; приняв, совместно с Петербургом, решение устранить Мищука, необходимо было заменить его человеком с выдающимися способностями, такого, который, поймав убийц, доложит кому следует по начальству: однако же, перед другими лицами будет держать язык за зубами.

Казалось бы, что к такому заданию следовало приступить с некоторой осмотрительностью, даже если и делать предпосылку, что все люди, по существу, подлецы; ведь меньше всего можно доверять подлецу, одаренному выдающимися способностями. При выборе такого сообщника необходимо было с самого начала удостовериться в общности интересов. Но (45) киевская администрация, в поспешности своей, упустила это сделать: выбор ее пал на сыщика Николая Красовского.

Сомневаться в способностях Красовского никак нельзя было; распутав несколько сложных преступлений, он был знаменит на всю Россию, и его прозвали Шерлоком Холмсом. Ко времени убийства Ющинского он был становым приставом. Как только отставка Мищука была решена, его вызвали в Киев и ему поручили это дело. Пока готовились обвинить и обесчестить Мищука (это было сделано без ведома Красовского), он должен был работать тайно.

Комиссия, выбравшая Красовского, состояла из Лядова (посланца Щегловитова), Чаплинского и обер-прокурора киевской судебной палаты, Брандорфа. Участие Брандорфа в этой комиссии требует особых пояснений; он был одним из лучших, неподкупных представителей русского чиновничества, что он вскоре и доказал, отказавшись принять участие в конспирации; конечно с ним за это рассчитались.

Учитывая его характер, мы не можем предположить, что на этих заседаниях бывал какой-либо разговор о "будущих намерениях". Во всяком случае нет сомнения, и Лядов и Чаплинский считали, что если нужно будет, Красовский примкнет к заговору; судьба Мищука должна была послужить хорошим уроком в случае неповиновения.

Красовский принял свое назначение неохотно; вот что он сказал на суде: "Я знал из прошлого моего опыта, что встречу всякие интриги и неприятности со стороны сотрудников, и разных людей причастных к этому делу, таких как Голубев, и со стороны сотоварищей его - погромщиков. Я отказался от назначения, но мне сказали, чтобы я не беспокоился".

Ему также сказали, что Государь проявил интерес к этому делу.* Из предосторожности администрация поместила Красовского с жандармерией вместо регулярной полиции; прямым его начальником являлся полковник Иванов. Обоим им дана была инструкция работать с наибольшей поспешностью и нет сомнения, что Иванов вначале тоже честно искал истинных преступников и их следов, куда бы они ни вели.

Однако было глубокое различие в складе характера этих двух людей; в то время как у Красовского была профессиональная (46) гордость и честь, Иванов был робким чиновником. У нас нет оснований предполагать что Иванов не приступил к розыску убийц с честными намерениями; но протоколы свидетельствуют, что еще до конца года он присоединился к конспирации и стал изготовлять улики против Бейлиса.

Администрация правильно расценила, что пример Мищука послужит ему уроком, но назначение Красовского было с их стороны величайшей ошибкой.

2.

Красовский был сильным, настойчивым, ловким и предусмотрительным человеком. Замену им начальника тайной полиции он относил за счет своей репутации, но он также знал, что Мищук был смещен, а позже еще и наказан благодаря политическому влиянию Голубева. Теперь, когда он сам попал в эту кашу, он принял решение: раскрыть преступление, уличить убийц и получить признание заслуг.

Чтобы всего этого достичь, нужно было в какой-то мере обезвредить Голубева; говорить о своем презрении к версии ритуального убийства было бы равносильно самоубийству; однако, притворяясь, что версия эта допустима, он не хотел вредить своей работе. О каком-либо сотрудничестве с Голубевым и с его шайкой не могло быть и речи, но совершенно необходимо было обеспечить свободу своих действий. Вот тут-то, для того, чтобы получить свободу действий, Красовскому пришлось пуститься в пляску по канату.

Когда Голубев в первый раз пришел к нему, Красовский высказал мнение, что хотя это преступление и могло быть совершено фанатиком-евреем, не исключена возможность и сообщничества христианина. Голубева, также как и прокурора на суде, не интересовало, кто еще может быть вовлечен, только бы ритуальный характер убийства был установлен:

поэтому, не оспаривая такой возможности, он в течение целого месяца не чинил Красовскому неприятностей.

Красовский сильно подозревал Веру Чеберяк; он также не был убежден, что допрос Андрюшиного семейства был (47) исчерпывающе произведен; снова были арестованы члены семейства - мать на этот раз оставили в покое.

Несчастный отчим, Лука Приходько снова был подвержен грубейшему допросу; его заставляли несколько раз переодеваться, чтобы быть опознанным бродягой, копавшимся в отбросах на Лукьяновке, в утро убийства.

Все это ни к чему не привело, и Красовский вынужден был сосредоточить свое внимание на Чеберяк; положение его с течением времени, становилось все более и более опасным. Товарищи Голубева не отнеслись так благосклонно к объяснениям Красовского как их вождь; они считали, что есть только один способ найти виноватого еврея - взяться за евреев; но у Красовского просто не было такого еврея в его списке.

Когда Андрюшины родственники были отпущены во второй раз Красовский окончательно сосредоточился на Вере Чеберяк и таким образом переполнил чашу терпения членов Союза Русского Народа; они заявили своему вождю, что у них на руках новый Мищук.