Морис Самюэл - Кровавый навет (Странная история дела Бейлиса)

(99) Если же мы углубимся в эти взаимоотношения то мы увидим, что царица была слащавой, безгранично-властной женщиной, испытывавшей такую же надобность в своем слабом муже, какую он испытывал в ней.

Слово "надобность" можно употребить и в прямом и в ироническом смысле; наравне с почти нестерпимым высказыванием блаженства в супружестве с ее стороны, все время повторяется одна и та же нота: - "Я знаю, что хорошо для моего мальчика".

Такой лейтмотив появляется еще до их брака; когда Александр III лежал на смертном одре и Николай беспомощно стоял возле его кровати), что было нормально при данных обстоятельствах) - она писала ему: "Если доктору что-либо нужно - пусть обращается прямо к тебе; никому не позволяй обойти тебя, они должны чувствовать твою силу и не забывать кто ты!"

Когда, не обладая мужеством для такой миссии, он взошел на престол, она писала ему: "Любимый мой, будь строг! Пусть они дрожат перед тобой! Будь самодержцем, мой дорогой - будь непреклонен - не забывай - ты император! - О, мальчик мой, заставь их дрожать перед тобой!!".

По мере того как проходили годы, она нажимала на него все сильнее. Она с редкой решительностью выражала свое мнение относительно министров и генералов (однако, не совсем свое собственное, как мы скоро увидим). Она потребовала и добилась отставки главнокомандующего войсками; она была взбешена раздававшимися по всей стране требованиями народного представительства в управлении государством.

"Этот ужасный Родзянко (председатель Думы), писала она, требует, чтобы была созвана Дума; прошу тебя - не соглашайся; ведь, слава Богу, Россия не конституционная монархия. Любимый мой, ты только позволь мне направлять тебя".

Мы с некоторым удивлением узнали о мнении сэра Бернарда Пэрса, считающегося авторитетом по русским делам того времени: "Александра не была сварливой женой, надоедающей мужу; она душой и телом была предана своему Николаю". Да, она, вероятно, была предана ему, как удав кролику. И у Николая было столько же шансов спастись от нее.

(100) Только однажды промелькнула перед нами попытка Николая к самостоятельному решению: "Ты пишешь мне, что я должен быть твердым, повелительным; да, конечно, так нужно, и будь уверена, что я об этом не забываю; однако нет надобности все время быть резким; поверь, иногда сдержанное язвительное замечание бывает достаточно, чтобы поставить человека на место".

Бедняга! Лицом к лицу с другим человеком он не был способен на язвительные замечания; он был мягок и мил, что не мешало министру, после любезной аудиенции, придя домой, найти у себя письмо, извещающее его об отставке.

В исторической перспективе, женоненавистники отличали еще одно свойство Александры. Она была до помешательства суеверной. Николая, по сравнению с ней, можно было бы назвать рациональным человеком. Она набрала такой ассортимент юродивых, мошенников и шарлатанов во дворец, что любой муж должен был бы стать предметом насмешек.

Все эти люди довольно быстро сменяли друг друга, пока чудовищный Распутин, вскоре после своего появления при дворе в 1905 г., не вытеснил всех соперников. Только в 1916 г., когда он был убит группой монархистов* (в их числе были два члена императорской фамилии) - окончилась его власть над императрицей.

Бесстыдного и наглого Распутина помнят наравне с Николаем. Он, как сатир, проказничал на политической сцене - грязное, безграмотное, ненасытное, сластолюбивое животное. Пьяница, любитель цыганской музыки и проституток, он бесчинствовал в общественных местах. Хитрый, по своему патриот, одаренный гипнотической силой, обладая такой физической выносливостью, что убивавшим его пришлось стрелять в него несколько раз, после того как он, ничего не подозревая, проглотил количество цианистого калия, достаточное чтобы убить лошадь. Этот факт был редкой иллюстрацией поговорки: "чего человек не знает, то ему не повредит".

Чувствуя, что осуждающие мемуаристы утомительны в своем единодушии, а поэтому не внушают доверия, мы обратились к Ренэ Фюлоп-Мюллеру, признающему себя его защитником. Он сказал: "Даже его жена и дети не сомневались, (101) что он обладал силой изгонять беса из человека; жена переносила его измены совершенно спокойно и терпеливо, никогда она не делала ему упреков. Она была убеждена, что высокая миссия была вверена Григорию Ефимовичу Распутину Богом и что все его дебоширство имело святую цель".*

Эта необычайная приспособленность в супружеских взаимоотношениях, такая отличная от примера, даваемого царской четой, была единственным основанием для "защиты" Распутина. В остальном же - бессовестное его вмешательство в государственные дела - никогда никем не было оправдано, а его сомнительные достоинства с определенным душком были признаны всеми его серьезными критиками.

Распутин был против преследований религиозных меньшинств, но какова была ценность такой оппозиции у мошенника, посвятившего себя абсолютному самодержавию, кормившему его?** Было намерение*** - такая мысль была высказана - обратиться к нему с просьбой об его вмешательстве для прекращения дела Бейлиса. Но приличные люди избегали контакта с ним, да и сомнительно было, чтобы он мог противоречить планам столь приятным сердцу царя.

Распутина подозревали в принадлежности к хлыстовской секте; он проповедовал соблазнительную доктрину, приписываемую древним гностикам, по которой покорение плоти лучше всего достигается, когда человек сначала всецело поддается соблазну.

Если таковые подозрения были справедливы, Распутин, безусловно, был самым выдающимся членом хлыстовской секты по своим способностям и по усердию в следовании их догме, по мировой своей славе и по высокому положению тех особ, на которых распространялась его "религиозная" деятельность.

Некоторые высокопоставленные придворные дамы принимали участие в его "богослужениях" и ходили слухи, что сама царица не была им чужда. Каковы бы ни были сексуально-религиозные тайные эмоции Александры, трудно вообразить, чтобы между нею и Распутиным были интимные отношения.

Все-таки перед глазами развертывается любопытная панорама: чистая, идиллическая семейная жизнь императорской семьи и одновременно - дружба императрицы с грубым (102) животным, непристойным и неистовым развратником, превратившим все, что происходило в императорском дворце, во всероссийский и международный скандал. "Маленькие женщины" Луизы Олькот и "Фанни Хилл", порнографический роман 18-го века вдруг стали между собой мирно сожительствовать. Это сравнение, впрочем, звучит обидно для "Фанни Хилл", где нет ни пьянства, ни политического мошенничества.

Распутин не тронул одну только царскую семью; в остальном же этот роковой "божий человек" достиг почти полного контроля над назначениями министров и других лиц и при посредстве императрицы производил сильнейшее давление на Николая во всех сферах.