Себастьян Хаффнер - Самоубийство Германской империи

Все это вот уже двадцать лет является прочной реальностью, и когда о ней говорят, то говорят о само собой разумеющейся вещи. И все же до сих пор в Федеративной республике это само собой разумеющееся часто воспринимается как шокирующая провокация. До сих пор не признается ГДР, причем до недавнего прошлого под предлогом, что такого государства нет. В широких кругах Западной Германии по-прежнему говорят о «зоне», во всяком случае об «образовании» или «феномене». Тем самым это государство не ликвидируется, но подтверждается намерение его ликвидировать.

Даже уважение польской границы со стороны ГДР по-прежнему в широких кругах рассматривается как «отказ», как будто можно отказаться от того, чего не имеешь и никогда не имел. Это был бы отказ для Германской империи, если бы она еще существовала. Для Федеративной же республики признание границы по Одеру и Нейсе является таким же отказом, как признание ГДР. До тех пор пока оба эти положения ФРГ рассматривает как «отказ», она тем самым претендует на звание Германской империи. Однако такое притязание несостоятельно — ни юридически, ни политически, ни морально.

Юридическое положение метко сформулировал Эльмар Крауткремер в своей книге «Германская империя после второй мировой войны» (1962 год): «Державы-победительницы 1945 года осуществляли правительственную власть в отношении Германии совместно и де-юре безраздельно, несмотря на все прошлые планы о расчленении. Если же спросить, могли ли четыре державы передать эту власть немцам, то при положительном ответе легальность обоих государств подтверждается, а при негативном — отвергается. В этом случае возникает ситуация, о которой Альфред Гроссер сказал: «Два настоящих государства или ни одного».

Ни между собой, ни в отношении немцев четыре державы не брали обязательств осуществлять государственную власть в Германии, которую они совместно взяли на себя, всегда совместно и создать или сохранить неразделенную Германию. Когда они пошли на создание раздельных государств, они имели на это полное право. На практике никто из них никогда не оспаривал у другого такого права. Обоим государствам — преемникам Германской империи выдано одинаковое свидетельство о рождении. Оно было выдано четырьмя державами, которые сначала управляли Германской империей, а затем определили ей в 1949 году разных немецких преемников.

И политически немцы на Востоке и Западе не могут поставить под сомнение раздельное образование государств, так как они ему не сопротивлялись и совершенно сознательно участвовали в нем. Без немцев и против их воли было бы невозможно создать ни Федеративную республику, ни ГДР. Нет смысла выступать против понятия «самоопределение», так как именно после создания двух государств немцы вновь получили в 1949 году от держав-победительниц право на самоопределение, которое они передали им в 1945 году после безоговорочной капитуляции.

Демократическая легитимация создания германских государств была на Западе и Востоке примерно одинаковой: как боннский Парламентский совет, так и берлинский Народный совет состояли из партийных делегатов, которые избирались не народом, а назначались в соответствии с результатами выборов в землях. Что же касается земельных выборов, проведенных в 1946 году, то в Восточной зоне они были такими же свободными, на основе раздельных партийных списков, как и в западных зонах.

Наконец, Федеративная республика имеет меньше моральных прав, чем ГДР, выступать в качестве единственной преемницы Германской империи и притязать на единоличное представительство. Ведь не кто другой, как западные немцы шли впереди в вопросе раздельного создания государств и тем самым уклонились от расплаты за жестокие последствия войны и репарационных платежей, возложенных на побежденную Германскую империю, в то время как восточные немцы, включая коммунистов, безуспешно взывали к национальной солидарности в тогдашних тяжелых условиях. Перед лицом этого факта преамбула боннского Основного закона, призывающая «оставленных в беде немцев» «добиться единства и свободы Германии на основе свободного волеизъявления», звучит как чистая насмешка. И не ГДР, а Федеративная республика отклонила сделанные русскими в 1952–1955 годах предложения о воссоединении путем проведения свободных выборов, отказавшись тем самым добиться единства и свободы Германии на основе свободного волеизъявления. В то время, когда Федеративная республика предпочла воссоединению союз с Западом, она потеряла всякое моральное право быть чем-то другим, чем она является. По крайней мере с этого времени любое требование Федеративной республики о воссоединении Германской империи, пусть даже в границах 1937 года, является требованием о присоединении чужих территорий.

Конечно, выдвигая такое требование, Федеративная республика весьма изобличает себя в вопросе о праве быть преемником Германской империи: она, так же как послебисмарковская Германская империя, жаждет захватов. При Бисмарке государственная доктрина империи гласила, что «больше нет ничего, что мы можем завоевать мечом». Лишь двадцать лет, то есть до отставки Бисмарка, Германия была удовлетворена достигнутым и свою задачу видела в том, чтобы проводить политику мира и оградить статус-кво Европы от потрясений [6] Автор идеализирует Бисмарка. Крупнейший политический деятель и дипломат своего времени князь Отто фон Бисмарк и после воссоединения Германии сверху, «железом и кровью» отнюдь не был поборником мира в Европе, каким его изображает Хаффнер. Чего он действительно добивался исходя из насущных интересов Германской империи, так это нормальных отношений с Россией. Яркую характеристику Бисмарка, его деятельности после воссоединения Германии мы находим в работе одного из крупнейших советских историков А. С. Ерусалимского: «В тот период Бисмарк напоминал Януса, и притом не двуликого, а имеющего три лица. Взирая с надеждой на Англию, он поддерживал близкие отношения и с Россией. В разговоре с русскими дипломатами он говорил «с пренебрежением об Англии и равнодушно об Австрии». Поддерживая и прикрывая австро-венгерскую экспансию на Балканы, он одновременно заверял русскую дипломатию: «У нас нет политических интересов на Востоке…» В то время дружба России нужна была Бисмарку для того, чтобы изолировать Францию». (А. С. Ерусалимский, Бисмарк как дипломат, Соцэкгиз, Москва, 1940, стр. 32.) .

После же Бисмарка, с конца XIX века и до крушения Германской империи, не было ни одного момента, когда Германская, империя жила бы в покое и мире как внутри рейха, так и с окружающим миром.

Германия всегда чего-то хотела, чего она не имела и что могла получить лишь ценой тяжелых потрясений мира. От «всемирной политики» эры Вильгельма до аннексионистских планов первой мировой войны, от требований периода Веймарской республики о присоединении Австрии и Польского коридора до гитлеровской концепции колонизировать Россию и поделить мир с участием Англии и Италии нить германских требований ни на минуту не обрывалась. Едва появившись на свет, Федеративная республика сразу же натянула эту нить. С момента своего образования ФРГ требует того, чего не имеет, причем в условиях, когда ее гражданам живется так хорошо, как никогда раньше, а Западная Германия лопается по швам от благополучия.