Виктор Кожемяко - Уроки русского. Роковые силы

Какой вывод следует? Чтобы в нынешних условиях «пробиться» на телевидение, русское пение должно настолько трансформироваться, настолько по существу извратиться, что в нем уже совершенно исчезает самое основное и ценное.

Словом, ситуация тяжелая, и особенно горька она для молодых, лишающихся возможности приобщения к отечественной культуре в лучших ее образцах. Когда я спросил Анатолия Ивановича Полетаева, можно ли каким-то образом «пробить» широкий выход на телеэкран дорогого для меня Николая Тюрина, в ответ услышал: для этого надо сломать всю систему. И, видимо, многоопытный Анатолий Иванович прав.

Я и сам по конкретным поводам не раз мог убедиться, что телеэкраном, откуда в основном получает сегодня «духовную пищу» большинство населения России, управляют лица, которые прямо-таки на дух не переносят русской песни. А между тем от них всецело зависит, что слушают каждодневно в своих квартирах миллионы людей, что им преподносят как настоящее и подлинно прекрасное, выдавая за него всевозможные безобразия.

Не соглашусь с теми, кто утверждает, будто наша песня уже окончательно уничтожена. Несмотря на крайне трудные и неблагоприятные условия, в народе, в живущих людях, даже и молодых, она продолжает жить. Но чтобы ее не уничтожили совсем, предстоит, наверное, более решительно добиваться изменения существующей системы по отношению к русской песне и русской культуре в целом.

… Апрель 1997 г.

Виктор КОЖЕМЯКО. Вадим Валерианович, на сей раз хотелось бы услышать, что вы думаете о такой крупной и сложной фигуре уходящего столетия, как Солженицын. Тем более и повод есть — приближается 80-летие со дня его рождения. Конечно, интереснее всего было бы самому ему задать мои вопросы. Но, к великому сожалению, он ответил, что интервью в последние годы никаким изданиям не дает — только однажды сделал исключение для «Аргументов и фактов». Действительно, очень жаль! Однако ничего не поделаешь: вместо того, чтобы говорить с ним, придется говорить о нем. Хочется все-таки с точки зрения сегодняшнего времени поглубже осмыслить его роль и место в русской литературе и в отечественной истории. Вот как вам видятся эта роль и это место?

Вадим КОЖИНОВ. Что ж, вы в какой-то мере сами ответили на свой вопрос, употребив слово «крупный» и заметив, что при разговоре о Солженицыне нельзя ограничиться его местом в литературе — приходится говорить о его роли в отечественной истории. Я скажу так: независимо от того, как тот или иной человек относится к Солженицыну, как он его оценивает — принимает или отвергает, все равно при честном подходе к делу нельзя не признать, что он представляет собой очень крупную личность второй половины ХХ века. В нашей стране — одну из самых крупных.

Вик. К. Вы убеждены в этом?

Вад. К. Безусловно. Поскольку трудно назвать другого человека с такой огромной волей, который не только что-то писал, высказывал, но и действовал. В определенном направлении.

Я говорю именно о личности. Есть люди, которые оказывают огромное влияние на историю, но потому, что они находятся на каком-то посту. Отнимите у них пост — и они оказываются никем, не могут играть никакой роли. То есть действует больше должность человека, на которую он, может быть, попал не в силу своих личных достоинств, а в значительной мере случайно. Здесь же речь идет о личности, воплощающей в себе очень большое содержание.

Подчеркну: я пока говорю о масштабах личности, никак не оценивая, не ставя знак плюс или минус. А свидетельством, что Солженицын представляет собой действительно очень крупное явление, может быть хотя бы и такой факт, что на него нападают и справа, и слева. Ну, на сегодняшнем языке — и патриоты, и демократы. Пожалуй, так называемые демократы нападают меньше, но ведь именно они «прикрыли» его выступления по телевидению! Между тем телевидение нынче является единственным способом обратиться к действительно широкому кругу людей. И, кстати, на телеэкране то и дело появляются персоны, которые и в подметки не годятся Солженицыну.

Вик. К. Добавлю от себя: и Кожинову, и Распутину, и Василию Белову, и Лобанову, и Шафаревичу… Ведь этим и многим другим истинным патриотам высказаться по телевидению не дают вовсе. За крайне редким исключением. Такая уж у нас «демократия».

Вад. К. Согласен. Однако Солженицына-то они вроде всячески превозносят! И тем не менее на телевидении на него наложен явный запрет. А ведь книги сейчас, в отличие от сравнительно недавнего времени, покупает и читает очень незначительное число людей. С одной стороны, книги резко подорожали, а с другой — у большинства очень уменьшились доходы. Я замечаю, что даже детективы теперь издаются мизерными тиражами…

Вик. К. Все это так. А в какой связи вы заговорили о книжных тиражах?

Вад. К. Да в той, что ему фактически отрезали возможность общения со сколь-нибудь широкими кругами людей. Нынешняя власть отрезала.

Вик. К. Мне кажется, вы несколько преувеличиваете.

Вад. К. Во всяком случае факт остается фактом — критикуют его, что называется, и слева, и справа. Напрашивается вывод, что в нем, в этом человеке, действительно «что-то не так». Но это могло бы быть правдой, если бы речь шла о человеке незначительном. А когда речь идет о таком крупном явлении, это, я бы сказал, в его пользу.

Я сделаю потом еще некоторые оговорки, но напомню вам, что именно такой была судьба Пушкина и Достоевского. В определенный период своей жизни они преследовались властями, и одновременно их критиковали либералы и революционеры. Достоевского вообще объявляли мракобесом.

Разумеется, когда я здесь сравниваю Солженицына с Пушкиным и Достоевским, я вовсе не хочу сказать, что он в какой-то мере может быть сопоставлен с ними по своему художественному дару, по значительности им созданных произведений. Это вообще вопрос такой, который, на мой взгляд, сейчас решать нельзя. Художественные достоинства произведения — это настолько сложная вещь… Нельзя не учитывать, что подлинное художественное произведение не просто существует — оно развивается. Скажем, Шекспир и Сервантес сегодня — это совсем не те Шекспир и Сервантес, которые жили в конце XVI — начале XVII века. В их произведения со временем так много вошло!..

Поэтому дело не в том, что я не хочу определять художественные достоинства, скажем, лучших произведений Солженицына. По-настоящему это смогут сделать уже наши потомки.

Вик. К. Вы говорите о нем сейчас как о писателе, а не как о более широком общественном явлении.

Вад. К. Вы же спросили меня и о его месте в литературе. Так вот, если говорить о литературе современной, то он, безусловно, один из наиболее значительных писателей. Но говорить о ценности его произведений в веках мы не имеем права.