Дмитрий Хмельницкий - Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)

В очередной раз советско-польские отношения обострились в период Мюнхена в связи с требованием Польши о передаче ей Тешинской области Чехословакии. «Правда» публиковала сообщения об этом под такими заголовками: Панская Польша бряцает оружием, Наглые требования польских фашистов, Захватнические планы Польши 186. Вскоре, когда Польша превратилась в ближайшую мишень для нацистов, советское руководство, судя по дипломатическим документам, не спешило определить свою позицию. Замнаркома иностранных дел В. П. Потемкин после продолжительной беседы с послом Польши в СССР В. Гжибовским 20 октября 1938 г. расценил визит посла как некий зондаж в предчувствии, «что в недалеком будущем Польше придется уже на самой себе ощутить давление дальнейшей германской экспансии». Потемкин поставил себе в заслугу то, что послу не удалось «спровоцировать» его на заявления, «которые можно было бы использовать как доказательства нашей непримиримой враждебности к Германии и нашего окончательного отказа от сотрудничества с Францией»187.

Не изменилась эта выжидательная позиция и после подписания 27 ноября совместного советско-польского коммюнике, подтвердившего, что основой двусторонних отношений остается пакт о ненападении, продленный до 1945 г.188 Попытка члена английского парламента Д. Ллойд Джорджа узнать мнение советского полпреда в Лондоне И. М. Майского, будет ли СССР спокойно смотреть на осуществление Гитлером его польского плана или как-то вмешается в ход событий, ни к чему не привела. Советский полпред «уклонился от каких-либо пророчеств», сославшись на наличие «целого ряда обстоятельств, которые заранее трудно учесть»189. Замнаркома и полпред играли по правилам большой дипломатии, проводимой Советским Союзом, которая диктовала проведение в обозримом будущем внешне выжидательной стратегии (но уже с очерченными целями).

Тем временем немецкое давление на Польшу росло. Так, 10 декабря «Правда» сообщала о «новых требованиях гитлеровцев к Польше», спустя несколько дней – о «военных приготовлениях» Германии на польской границе190. В итоге поездки польского министра иностранных дел Ю. Бека к Гитлеру в Берхтесгаден в начале января 1939 г. стало очевидным, что Польша не собирается отказываться от политики лавирования между СССР и Германией. С этого времени вокруг Польши завязывается большая интрига, вызывавшая в Москве опасения повторения Мюнхена, т. е. попытки снова договориться без участия СССР. Сталин получил еще один аргумент для того, чтобы опередить западные страны сделкой с Гитлером.

Польша нужна была сталинскому Советскому Союзу как плацдарм для экспансии вглубь Европы. Со времен Петра Великого установление российского контроля над Польшей достигалось посредством договоренностей с Пруссией. На основе неоднократных разделов Польши, пишет профессор Свободного университета Берлина К. Цернак, создалась система «негативной польской политики», берущая начало с 1720 г. и опирающаяся на прусско-русское «силовое согласие». Эта негативная по отношению к независимости Польши политика «оставила глубокий след» в политическом менталитете обоих народов, немецкого и русского191. Ни Германия, ни советская Россия не примирились с границами восстановленной в 1918–1919 гг. Польши. Гарантии западных держав по Локарнским соглашениям 1925 г. из-за сопротивления Германии не распространялись на ее восточные границы, что оставляло за ней свободу рук против Польши. Это создавало предпосылки для своеобразной германо-советской взаимосвязи антипольской направленности. Историки не раз цитировали то место из мемуаров французского посла в СССР Р. Кулондра, в котором приводится комментарий на последствия Мюнхена В. П. Потемкина, выразившего мнение, что решение западных держав не оставляет Советскому Союзу иного выхода, как пойти на четвертый раздел Польши192.

Революционный пафос проанализированной выше статьи В. П. Потемкина отражал общий дух партийной пропаганды, служившей в советской общественно-политической системе средством ориентации населения по вопросам внутренней и международной жизни. Временный поверенный в делах США в СССР А. Керк в донесении в Вашингтон обращал внимание на передовую статью «Правды» от 4 марта 1939 г., посвященную 20-й годовщине Коммунистического Интернационала. В статье проявилась, говорилось в донесении, «значительно более заметная тенденция» рассматривать фашизм как проявление «умирающего капитализма». Это положение американский дипломат поставил в связь с процитированными в передовой словами Г. Димитрова, руководителя Коминтерна, о способности мирового пролетариата «к успешному контрнаступлению против фашизма, против классового врага»193. В том же номере газеты О. Куусинен, еще один из руководителей Коминтерна, ссылаясь на опыт Первой мировой войны, которая «существенно ускорила гибель капитализма в СССР» и привела к образованию компартий во всех капиталистических странах, заключал: «Нам нечего бояться предстоящих решительных битв»194.

Можно констатировать, что советская международная стратегия – так, как она была сформулирована в «Кратком курсе истории ВКП (б)»: оставаться вне обеих коалиций, не была подвержена конъюнктурным переменам, к числу которых был отнесен и Мюнхен. Напомним, что В. М. Молотов в докладе по случаю годовщины Октябрьской революции в ноябре 1938 г. суть советской критики Мюнхена свел к оценке его как общего сговора против мира.

За какие-то два месяца, начиная с немецкого предложения в конце декабря 1938 г. возобновить переговоры о кредитах (не считая сообщений из американских источников о немецких предложениях заключить пакт о ненападении, якобы последовавших еще в ноябре), в советско-германских отношениях имели место «факты, которые явно свидетельствовали, к чему шло дело». Завязавшимся торгово-экономическим переговорам обе стороны придавали большое значение (хотя в дальнейшем они шли трудно, пока стороны не перешли к урегулированию политических взаимоотношений). В пропагандистской войне наступило подобие «перемирия», выразившееся в отказе от прямых нападок на руководителей Германии и СССР. Сам Гитлер, сперва на переговорах с Ю. Беком, а затем, возможно, и в разговоре с А. Ф. Мерекаловым, снял «украинский вопрос» с повестки дня, не дав ему превратиться в хроническую проблему в двусторонних отношениях. Наконец, в конце января в речи в рейхстаге весь свой ораторский пыл он направил не против СССР, как бывало, а против стран Запада. Что касается наступившего обострения отношений между Германией и Польшей, то это-то и стало поводом для советско-германского сближения.

События явно подтверждали оптимистический с точки зрения реализации антикапиталистических замыслов вывод статьи В. П. Потемкина. Многочисленные заявления с разных сторон о том, что агрессия Германии и Италии обращена прежде всего против Англии и Франции и их колоний, находили подтверждение в донесениях советских полпредов из основных европейских столиц. Полпреды охотно перечисляли различные требования, которые итало-германский блок все настойчивее предъявлял Западу. Сообщали они в Москву и о стремлении англо-французских правящих кругов «повернуть острие германской агрессии на восток», как писал, например, И. М. Майский из Лондона в начале нового года, указывая одновременно на «явный отлив мюнхенской волны и малую вероятность похода Гитлера против СССР»195. Из Рима временный поверенный в делах СССР Л. Б. Гельфанд сообщал о продолжительном разговоре с министром иностранных дел Италии Г. Чиано, который говорил о «наличии полной итало-германской согласованности в отношении западной, то есть антифранцузской, политики»196.