Дмитрий Хмельницкий - Союз звезды со свастикой. Встречная агрессия (сборник)

Вполне резонно может возникнуть возражение, что шел-де двусторонний процесс, что Красная армия училась у более подготовленного учителя. Но ведь, с одной стороны, закулисные сделки за спиной мировой общественности носят печать безнравственности, не говоря уже о том, что советское руководство фактически становилось соучастником противоправной деятельности Германии, проигнорировавшей нормы Версальского договора. А с другой – судьбы советских командиров высшего и среднего звена, стажировавшихся в Германии, окажутся трагическими. Почти все они будут уничтожены, а полученные ими в Германии военные знания и опыт навсегда канут в Лету. (Здесь-то и лежит ключ к разгадке репрессий в отношении многих деятелей РККА67.) Однако 28 сентября 1939 г., всего лишь через два года после грозного приказа наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова № 96 от 12 июня 1937 г., в котором он объявил о раскрытии «заговора предателей и контрреволюционеров, действовавших в интересах германского фашизма», Ворошилов вместе с командармом 1-го ранга Шапошниковым, с одной стороны, и представителями вермахта – с другой, поставит подписи на военных протоколах, координирующих действия советских и германских войск в Польше осенью 1939 г.

Советско-германские договоренности 1939 г. ложились на почву, готовившуюся многие годы. Так, в 1930 г., когда отношения между двумя странами уже не отличались особой сердечностью, английский военный атташе в Берлине М. Корнуэль сообщал, что тем не менее «военные германские власти намерены поддерживать тесную связь со своим будущим могучим союзником в случае возможного конфликта с Польшей»68. 12 мая 1933 г. В. Н. Левичев, военный атташе Советского Союза в Германии, сообщал в письме на имя Ворошилова об обстановке в рейхсвере: «…главной-то основой дружбы, включительно «до союза», считают все тот же тезис – общий враг Польша»69. И такой настрой германских военных кругов, сохранившийся даже после гитлеровских «чисток», во многом предопределил, как мы увидим позднее, подписание германо-советского пакта о ненападении 23 августа 1939 г.

Думается также, что, наряду с другими причинами, в гитлеровской идеологии «похода на Восток» получила свое выражение порожденная «Версалем» враждебность Германии к Польше, особенно сильная в военных и правых кругах.

Интересно, что и советское руководство, заключив мирный договор с Польшей в 1921 г. и тем формально признав восточную польскую границу, неизменно подчеркивало свое недовольство сложившейся ситуацией. Так, посол Германии в СССР в 20-х – начале 30-х годов фон Дирксен 17 октября 1931 г. писал из Москвы о своей встрече с Ворошиловым, утверждая, что границы с Польшей Ворошилов считает, как это он подчеркивал в разговоре с начальником Генерального штаба рейхсвера Адамом, «неокончательными»70, а проводимые в то время СССР переговоры с Польшей и Францией нарком обороны СССР характеризует как «явление чисто политического характера, которое диктуется разумом»71. (Запомним эту характеристику и задумаемся, нельзя ли будет подобным же образом охарактеризовать англо-франко-советские переговоры 1939 г. Так, французский исследователь коммунизма Б. Суварин, предсказавший пакт Молотова – Риббентропа за сто дней до его подписания, 7 мая 1939 г. на страницах «Фигаро» подчеркивал, что Сталин всегда стремился заключить союз с немцами. А сближение с Лондоном и Парижем было полезно Москве лишь для того, чтобы, ведя переговоры на двух фронтах, успешнее оказывать нажим то на одних, то на других72.)

12 декабря 1931 г. Ворошиловым в беседе с фон Дирксеном были сказаны следующие слова: «…ни при каких обстоятельствах, разумеется, не может быть и речи о какой-либо гарантии польской западной границы; советское правительство – принципиальный противник Версальского договора, оно никогда не предпримет чего-либо такого, что могло бы каким-либо образом укрепить Данцигский коридор (название полосы земли, полученной Польшей согласно ст. 100–108 Версальского договора73 и дававшей ей доступ к Балтийскому морю; нежелание Польши удовлетворить германские ультиматумы о возвращении Данцига послужило одной из причин, побудившей Гитлера начать «польский поход» . – А. П. ) или Мемельскую границу»74. (Мемельская область с 1871 по 1918 г. находилась в составе Германской империи, затем под управлением Антанты и в 1923 г. возвращена Литве. Так возник Мемельский вопрос.) Не случайно уже в 1939 г. у нового посла Германии в СССР Шуленбурга на основании замечаний наркоминдел СССР Литвинова сложилось впечатление, что советское правительство не станет противиться включению Данцига в состав рейха75. Особенность мнения подтверждается беседой, состоявшейся 26 июля 1939 г. между заведующим Восточно-Европейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии Ю. Шнурре и советником полномочного представителя СССР в Германии Г. А. Астаховым, в ходе которой Астахов заявил, что «так или иначе Данциг будет возвращен Германскому государству и вопрос о Коридоре может быть каким-либо образом разрешен в пользу Германского государства»76.

Германское руководство в 1939 г., в свою очередь, также заверяло: «При любом развитии польского вопроса, мирным ли путем, как мы хотим этого, или любым другим путем, т. е. с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы относительно Польши и достигнуть понимания с московским правительством»77. 2 августа 1939 г. Риббентроп сделал Астахову «тонкий намек на возможность заключения с Россией соглашения о судьбе Польши»78.

Все это заставляет нас еще раз задуматься над тем, насколько объективно советская историография излагала внешнюю политику нашей страны, и тем, насколько искренне советское руководство стремилось избежать новой войны в Европе.

Как бы то ни было, однако после 1933 г. советско-германская дружба постепенно сходила на нет, основа ее – военное сотрудничество – развалилась как будто бы совершенно неожиданно. По свидетельству фон Дирксена, инициатива разрыва исходила от СССР: «Советское военное руководство потребовало, чтобы рейхсвер прекратил осуществление всех своих мероприятий в России…»79.

Безусловно, приход к власти такой одиозной фигуры, как Гитлер, резко повлиял на внешнеполитический курс обеих стран. Фюрер стал врагом № 1 для коммунистов. Правда, не с подачи Сталина, который еще не определил своего отношения к новому режиму в Германии, а с подачи руководителя германских коммунистов Э. Тельмана после репрессий, которым подверглась его партия; тогда Коминтерн подхватил лозунг Тельмана «Гитлер – это война!» Коминтерн повел пропагандистскую войну против национал-социализма.

Тем не менее советско-германские контакты еще продолжались на разных уровнях, правда, характер их стал иным. В этот период не предпринимаются крупные долговременные соглашения о сотрудничестве, и речь идет исключительно о малозначимых договорах, связанных с покупкой отдельных образцов военной техники и вооружения. Политика улыбок и всякого рода заверений в дружбе носит чисто дипломатический характер. На самом деле стороны проявляют все больше недоверия и подозрительности друг к другу, следя за каждым шагом партнера для выяснения характера перспектив дальнейших военно-политических отношений. И в данном случае действия командования РККА и рейхсвера лишь отражали (в своей специфической форме) те сложные неоднозначные процессы, которые вызревали у политического руководства двух государств при формировании своей внешней политики.