Валерий Ярхо - Из варяг в Индию

С побережья Каспия в Хиву были направлены несколько верных людей, которые получили наказ «расположить в свою пользу хивинских сановников», для чего им были даны товары, предназначенные «в подарки». Они должны были уведомить хана, что князь Черкасский собирается ехать в Хиву послом; в то же время им вменялось в обязанность присылать с купеческими караванами донесения о том, что происходит в Хиве и окрестностях — что слышно, что видно, о чем можно догадываться. Сколько таких посланцев было отправлено, точно не известно, до нас дошли сведения лишь о двоих астраханских дворянах — Иване Воронине и Алексее, по прозвищу «Святой», которых отправили к Кулун-баю, визирю и военному министру хана.

В Астрахань шли двумя отрядами. Передовым командовал поручик Кожин, за ним двигался Черкасский с остальными людьми. Они соединились возле Александровского укрепления и пошли на крепость Петровскую, где обнаружилась картина ужасающего мора: многие солдаты и офицеры были больны, а 120 человек уже умерло. Но при исполнении царевых указов в России с такими «мелочами», как потери среди личного состава, никогда особенно не считались, и князь Александр даже не задумался отдать приказ оставить это погибельное места.

Прибыв в Астрахань 20 февраля 1717 года, Бекович начал последние приготовления к сухопутному походу на Хиву. Среди приходивших в Астрахань с караванами хивинских и иных купцов распускались выгодные Бековичу слухи, но толку от этого вышло мало — хивинцы от своих разведчиков и тех же купцов знали много больше, чем того бы хотелось Черкасскому. Весной от Алексея «Святого» и Воронина пришло письмо, в котором сообщалось, как гонцы Черкасского с огромным трудом пробивались через сугробы в зимней степи и верблюд «Святого» пал, так что он половину пути шел пешком — остальные животные были загружены вьюками. До Хивы добрались едва живые 14 февраля, отыскали дом Кулун-бая и передали предназначенные ему подарки. Визирь благосклонно принял дары, а вместе с ними и письмо от князя. Это послание хану передали 10 марта, но ответа на него гонцы не дождались, и домой их не отпускали.

Обстановка в городе «Святому» и Воронину казалась тревожной: «Слышно нам, которые из Астрахани приехали торговые люди, русские, бухарцы, татары юртовские, — сказывали нам, что-де посылал хан в Бухару и к каракалпакам, и во все свои города, с известием, чтобы были все в готовности и лошадей кормили. В Хиве так же посол калмыцкого Аюки-хана, Ачиксаен-Кашка. Хан с ним посылает к Аюке своих послов». Сообщалось также, что к ним приставили караул, а мехмандр (чиновник хана, приставленный к гонцам для оказания услуг и охраны) открыто вымогает подарки, грозит перестать кормить русских, говоря, что не боится ни хана, ни Кулун-бея. Пришлось дать ему «подарков» на десять рублей, но и после этого гонцов содержали очень скудно, а «об обратном пути и помина нет».

Все это были очень тревожные симптомы. По словам авторов письма, в Хиве ходили слухи, что князь Бекович идет не посольством, а войною. Гонцов уже не раз приглашали к себе различные хивинские сановники и все расспрашивали их о планах Бековича: «Звал нас к себе Досун-бай, и говорил: “Для чего русские городы строят на чужой земле?”». Обижались хивинцы и на туркмен: зачем те дают русским проводников и вообще помогают? На поход русских в Хиве смотрели недоброжелательно, и «кайсакам, узбекам и каракалпакам сделано было от старшин воззвание, дабы встретить русское войско в безводных местах большими силами».

Это письмо было написано в Хиве 30 марта. Еще раньше, 5 марта 1717 года, хан Аюка писал поручику Кожину: «Послали письма: ваши служилые люди едут в Хиву; нам здесь слышно, что хивинцы, бухарцы и каракалпаки сбираются вместе и хотят на служилых людей идти боем». Про места, через которые должен был идти отряд, хан писал так: «Там воды нет и сена нет, государевым служилым людям как бы худо не было; для того чтобы я знал, а вам не сказал, и после на меня станут пенять. Извольте послать до Царского Величества нарочного посыльщика, а я с ним пошлю калмычанина…» Из этого послания, докладов лазутчиков и по письмам гонцов становилось ясно — ни о каком переходе в русское подданство хивинского хана и речи быть не может, хотя бы потому, что никто не воспринимает отряд Черкасского как посольство, а в нем видят только войско, идущее в набег. Но Бекович то ли не решился обратиться к царю с предложением изменить план, то ли имел какие-то свои на этот счет мнения и виды, но отменять поход он не стал.

Дело усугубилось конфликтом, возникшим между поручиком Кожиным и князем Черкасским. Начало ему было положено еще в Москве, где отправлявшийся в Астрахань Кожин потребовал у князя царский указ, выписанный на его, Кожина, имя, в котором были прописаны его задания и полномочия, но князь этого указа ему не отдал, и с самого начала совместной службы поручик и капитан почти открыто враждовали. Они никак не могли поделить власть: Кожин полагал, что он выполняет отдельное, самое главное, задание, порученное ему лично императором, что именно для обеспечения успеха этого, порученного ему, поручику Кожину, предприятия, собственно, и затеян поход Бековича. Черкасский же был уверен, что все дело поручено ему и он волен командовать поручиком и давать ему задания. Все это вылилось в письменные обвинения и жалобы друг на друга, в поиск недочетов и списывание всех неудач одним на другого. Масла ь огонь подлил доклад вернувшегося той зимой из Астрабада в Астрахань князя Самонова, рассказавшего князю Черкасскому, что Кожин отчудил в Астрабаде странную штуку. По словам Самонова, астрабадский хан по прибытии в его гавань судов экспедиции выслал навстречу русским своих людей, чтобы те проводили их в город. Но Кожин ни сам с ними не поехал, ни Давыдова не отпустил. Затем, внезапно напав на пасшееся близ берега стадо буйволов, часть из которых перестрелял, поднял несколько туш на борт и с этой «добычей» ушел обратно в море. Князь, ухватившись за эти сведения, писал о его поступках, называл «взбесившимся».

Кожин также бомбардировал инстанции своими донесениями, извещая, что Черкасский словно обезумел, никаких доводов слушать не хочет и собирается ввязаться в авантюру, которая может погубить и людей, и все дело, в которое вложено столько сил и средств. Как мы помним, Петр поручил Кожину проверить карты, составленные Александром Черкасским во время его первой рекогносцировки, но тот, упирая на то, что он командир, а Кожин лишь подчиненный, в этих проверках ему всячески препятствовал. Однако и без его помощи Кожин сумел определить, что никакого «старого русла Амударьи» не существует, что это просто складки местности, которые принимаются туркменами за старое русло. Показания по этому поводу были не точны, маршрут «по руслу» так до конца никто и не прошел, плотины, «запирающей» Аму, никто из членов экспедиции не видел. Все планы были основаны на россказнях туркмен — людей неграмотных и склонных к лукавству. Кожин писал своему фактическому командующему, адмиралу Апраксину, что поход готовится без надлежащей секретности: «Хивинцы и бухарцы узнали наши пути и собрались против нас войной… Чего хотим искать, не тайна ни для кого, и тайного нет ничего».