Иван Клула - Борджиа

После появления этого труда великий эрудит Людвиг фон Пастор сделал смелую попытку написать на обновленной основе Историю пап начиная с конца средневековья. В течение трех столетий тайные архивы Ватикана были недоступны для исследователей. В 1888 году папа Лев XIII, наконец, их открывает. Он разрешает Пастору просмотреть архив консисторий и буллы и бреве Александра VI, содержащиеся в ста тридцати томах Папской Канцелярии. Пастор сличил эти документы со многими другими — неизвестными или малоизвестными — из 80 библиотек и хранилищ Европы, в основном итальянских. Книга X, посвященная Александру VI, опубликована в 1895, переведена и издана во Франции в 1898 году, впоследствии будет много раз переиздаваться и дополняться вплоть до самого последнего издания Анджело Меркати и Пио Ченци на итальянском языке в 1951 году. Это издание претендует на объективность и искренность и не обходит молчанием ни один недостаток Александра VI. Пытаясь объяснить крайности в его поведении, автор использует самые разнообразные документы, часто весьма противоречивые. Среди них — подлинные тексты и синтетические произведения, появлявшиеся примерно одновременно — Diarii (Ежедневные записки) — нечто вроде ежедневных обзоров новостей, собиравшиеся венецианцем Марино Санудо с 1496 по 1523 годы (опубликованные в пятидесяти восьми толстых томах в Венеции с 1879 по 1902 годы), Приули — с 1494 по 1512 годы (опубликовано с 1912 по 1937 годы). Фламандский ученый Питер де Роо компилирует значительное количество источников о Борджиа, большинство из которых были уже известны, в своем пятитомном сборнике Material for a history of pope Alexandre VI (Материалы по истории папы Александра VI), Брюгге и Нью-Йорк, 1924, переиздано в Испании в 1952 году.

В начале XX века большинство свидетельств о Борджиа было уже опубликовано полностью или частично. Очевидцами событий были дипломаты или шпионы, как, например, венецианец Джустиниани, епископ Моденский Джанандреа Бочаччо, феррарцы Белтрандо Костабили, Герардо Сарачени и Этторе Беллиджери, или стоящие ниже Бернардино де Проспери, или священник Корреджо, передававшие информацию Изабелле д’Эсте и летописцам тех итальянских городов, которые воспроизводили события, касавшиеся Борджиа. В связи с испанским происхождением Борджиа эрудиты этой страны провели отдельные исследования жизни двух пап из этой семьи. Здесь следует упомянуть труд Санчиса Сиверы El obispo de Valencia Don Alfonso de Borja (Calixto III), Епископ Валенсийский дон Алонсо де Борха (Каликст III), 1429–1458, Мадрид, 1926; и появившиеся совсем недавно исследования каталонца Микеля Батллори La correspondencia d’Alexandre VI ambels seus familiars у ambels Reis catolicos (Переписка Александра VI с близкими и с Их Католическими Величествами).

Параллельно с этими научными изданиями в изобилии издаются другие произведения о Борджиа, отражая исторические методы и проблемы тех эпох, когда они появились.

Фридрих Вильям Рольф, или барон Корво, в 1901 году опубликовал тенденциозное произведение Chronicles of the House of Bordgia (Хроника дома Борджиа), недавно переведенное на французский язык (1984). В нем энтузиазм заменяет критический подход, и само произведение решительно вписывается в течение реабилитации Борджиа. Автор пытается создать произведение в духе исторической психологии. Так же действует Эмиль Гебар в части Борджиа своего эссе Монахи и папы, Париж, 1907. В изложении автор опирается на понятие относительности. Так же подходит к проблеме Луи Гастин, автор исторического романа о Лукреции и исторического исследования о Чезаре Борджиа (Париж, 1911). В качестве приема автор использует «психологическое чувство» и «контроль и очищение на основе сравнительной истории» — Чезаре для него является продуктом своей среды. Через некоторое время миланский врач Джузеппе Портильотти (I Borgia, Милан, 1921) с точки зрения психиатра анализирует характеры и поведение членов семьи. В его книге в изобилии приводятся крайние гипотезы, рассматривающиеся как наиболее правдоподобные. Но, по крайней мере, автор предлагает различные возможности толкования, в отличие от романистов, искушенных желанием создать яркое и драматическое повествование. Это как раз случай Михала Зевако, автора пухлого труда Борджиа (Бухарест, 1907), где воображение позволяет себе любые вольности. Но это уже не имеет отношения к истории.

В менее отдаленные от нас времена появилось достаточно стоящих исторических эссе: самые известные — Франц Функ Брентано (1932), Рафаэле Сабатини (1937), Фред Беренс (1937), Гонзаг Трук (1939), Ж. Люка-Дюбретон (1952), Марсель Брион (1979). Некоторые настойчиво идут по пути реабилитации, придерживаясь золотой середины, как, например, Джованни Соранцо (Милан, 1950), или демонстрируя достойное сожаления пристрастие, как Оресте Феррара Il papa Borgia (Папа Борджиа) — переиздано на испанском языке, 1943, и итальянском, 1953.

Из исследований, посвященных отдельным членам семьи, особенно много посвящено Чезаре. Сначала Алвизи занимался изучением его деятельности в качестве герцога Романьи (1878), Ириарте проследил его путь до самой могилы в Наварре (1899), Вудворд с большой точностью рассказал о его военных походах (1913). После Грегоровиуса лучшим биографом Лукреции стала Мария Беллончи. Ее труд постоянно переиздавался с 1939-го по 1970 г. и завоевал признание самой широкой публики. Семью в целом изучал Л. Коллисон-Морли Story of the Borgias, История семьи Борджиа, Лондон, 1934 (французское издание, 1951), политические игры — Габриэле Пене La politi се dei Borgia, Политика Борджиа, Неаполь, 1945, ее окружение — Эммануэль Родоканаки , История Рима. Двор в Ватикане в эпоху Возрождения, Сикст IV, Иннокентий VIII, Александр VI Борджиа, 1471–1503 (Париж, 1925).

Объективно используя накопленные за четыре столетия литературные и научные данные, оставалось показать постепенное и терпеливое восхождение Борджиа и понять, как связи между судьбами отдельных личностей могут способствовать достижению общей конечной цели, принятой каждым членом группы. Было полезно проследить эволюцию поведения и мышления разных людей в столкновении с неожиданными происшествиями и выявить взаимозависимость между личными страстями и глобальными социальными изменениями.

Рассматриваемые на уровне своего клана, представляющего собой великолепное воплощение социальной сплоченности, хоть и расколовшегося на различные категории и национальности, Борджиа являют собой замечательный образец человеческий солидарности. Наблюдение за всей семьей, а не только за одной отдельно взятой личностью дает возможность увидеть попытки зарождающегося мира найти ключи к пониманию личных и общественных ценностей, которые позже станут нравственными нормами современного человека.