Андрей Буровский - 1941. Совсем другая война (сборник)

Конечно, все концентрировать в приграничной зоне было нельзя. Масштабы наращивания войск на границе имели свои пределы по внешнеполитическим соображениям, и опасения Сталина на сей счет имели под собой основания. Но если бы в советский оперативный план 1941 года были заложены две главные идеи: немедленная готовность войск к полнокровному удару немцев и развертывание наших основных сил в кратчайшие сроки, то вряд ли бы даже при дислоцировании основных сил на достаточном удалении от границы силы прикрытия начали бы войну в подштанниках.

Впрочем, и тут не все просто…

Вот два мнения 1965 года.

ПЕРВОЕ«Какой силы, спрашивается, нужны были на границе с нашей стороны войсковые эшелоны, которые в состоянии были бы отразить удары врага… и прикрыть сосредоточение и развертывание основных Вооруженных сил страны в приграничных районах? По-видимому, эта задача могла быть посильной лишь только главным силам наших вооруженных сил, при обязательном условии своевременного их приведения в боевую готовность и с законченным развертыванием их вдоль наших границ до начала вероломного нападения на нас фашистской Германии».

А ВОТ ВТОРОЕ

«Думаю, что Советский Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе границы.

Хорошо, что этого не случилось, а если бы наши силы были бы разбиты в районе государственной] границы, тогда гитлеровские войска получили бы возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 году».

Первое мнение принадлежит Маршалу Советского Союза Александру Михайловичу Василевскому, а второе было высказано 6 декабря 1965 года в ответ на соображения Василевского Маршалом Советского Союза Георгием Константиновичем Жуковым.

И мнение Жукова 1965 года хорошо согласуется с установкой Жукова войскам 1941 года в том смысле, что мнение 1965 года — это, безусловно, попытка задним числом оправдать собственные просчеты 1941 года.

Но и мнение маршала Василевского небезынтересно. Александр Михайлович в 1965 году считал, что мы могли бы сразу отразить немецкий удар, но при условии своевременного приведения Вооруженных сил в боевую готовность и их быстрого развертывания.

Камень здесь был брошен, вообще-то, в Сталина — мол, это он сдерживал генералов, рвущихся привести войска в боевую готовность.

Но о каком быстром приведении основных войск наших сил в боевую готовность могла идти речь при том, что плановый срок для такого акта, предусмотренный руководящими документами Генштаба в 1941 году, составлял не менее двух недель ?

Это ведь Генштаб такое развертывание планировал, а не товарищ Сталин!

И такое планирование заранее вело скорее к неудачам и провалам в приграничном сражении, чем к успехам.

Конечно, мне можно возразить — а что, мол, имелась объективная возможность отмобилизоваться и привести в боевую готовность основные силы быстрее чем за полмесяца? Это ведь не шутка — развернуть такую махину, как Вооруженные Силы СССР военного времени.

Что ж, за день-два такое сделать действительно невозможно. Но заранее неторопливый «сценарий» с раскачкой был тоже недопустим. Особенно же недопустимым было, повторяю, предположение о том, что и противник будет «раскачиваться», а не ударит сразу всеми силами.

Поставим мысленный эксперимент… Что, если бы оперативный план Генерального Штаба РККА исходил из того, что немцы начнут войну с немедленным вводом в бои всей той массы войск, которую они сосредоточили вдоль советских границ? Что, и в этом случае сроки развертывания основных сил Красной Армии оперативный план определял бы в две недели?

Думаю, что если бы оперативный план весны 1941 года оценивал намерения немцев реалистично, то и сроки развертывания были бы существенно меньшими.

Не так ли?

Я вывожу за скобки в этой статье подробное рассмотрение вопроса о том, санкционировал или не санкционировал Сталин приведение сил прикрытия в полную боевую готовность ранее вечера 21 июня 1941 года. Заинтересованного читателя отсылаю к своим книгам «Берия — лучший менеджер XX века» и «10 мифов 1941 года», где об этом сказано достаточно много, хотя и меньше, чем можно и нужно сказать на сей счет.

Если же говорить коротко, то скажу так…

Чем больше анализируешь события и факты последней предвоенной недели, тем более убеждаешься в том, что Сталин дал санкцию на решительный шаг не позднее 18 июня 1941 года, но у соответствующей директивы оказалась очень странная судьба, и до войск она доходила по очень странным траекториям, нередко обминая войска.

Как, например, надо объяснять тот факт, что в центре полосы 6-й армии Киевского Особого военного округа (Юго-Западного фронта) в районе Рава-Русская сразу, с первых минут войны, успешно действовала 41-я стрелковая дивизия старейшего командира Красной Армии генерала Г.Н. Микушева? В краткой истории Великой Отечественной войны издания 1970 года утверждается, что «передовые подразделения дивизии еще до нападения фашистов были выдвинуты непосредственно к границе» якобы по инициативе самого Микушева. Но верится в это плохо. Опытный комдив — это не партизан Денис Давыдов и самовольно, без приказа, дивизию по тревоге — даже из лучших побуждений — поднимать до начала боевых действий не будет.

Так почему дивизия генерала Микушева встретила удар трех пехотных и части сил трех танковых дивизий немцев организованно, а соседние дивизии удар проспали? Дивизия Микушева уже 23 июня 1941 года контратаковала противника, отбросила его за государственную границу и на три километра продвинулась на польскую территорию. Она оставила Раву-Русскую лишь 27 июня 1941 года, и только по причине отхода соседей.

Много, много странного отыскиваешь сегодня в 1941 годе на высших и более низких руководящих уровнях РККА, когда знакомишься с ныне рассекреченными документами.

Скажем, в 2006 году такой, предельно предвзято относящейся к Сталину «конторой», как международный фонд «Демократия» (Фонд Яковлева), был издан сборник документов «Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946». И там, среди прочего, сообщается, что неблагополучное состояние дел с Военно-Воздушными силами обсуждалось на Политбюро ЦК ВКП(б) в 1941 году несколько раз. Но даже к началу лета 1941 года боевая подготовка даже в ВВС Московского военного округа — то есть под носом у будущих «жертв сталинского и бериевского беззакония» заместителя наркома обороны Рычагова, помощника начальника Генштаба по авиации Смушкевича, командующего ВВС МВО Пумпура — была из рук вон плоха.