Леонид Млечин - Осажденная крепость. Нерассказанная история первой холодной войны

6 марта в Мурманский порт вошел британский крейсер «Глори» и высадил десант.

10 апреля Юрьев по прямому проводу обратился к Ленину: «Ваши слова: «советуем принять помощь англичан» — значит ли принять военную помощь англичан и французов? Мы понимаем, что, быть может, этого вы официально сказать не можете. Тогда возьмем на себя и сделаем сами. Но необходимо нам здесь быть уверенными, что наши действия не идут вразрез с вашими планами. Точное выражение вашего одобрения будет держаться в секрете».

Ответ гласил: «Помощь принять. Комбинация должна носить абсолютно неофициальный характер. Дело относим как бы к разряду военных тайн».

Сталин еще от себя передал Юрьеву:

— Действуйте абсолютно секретно и более или менее автономно.

2 мая Ленин в своей манере распорядился: «Официально протестуйте против их нахождения на советской территории, неофициально — получайте от них продукты и военную помощь против финно-германцев».

3 июня 1918 года Высший военный совет Антанты принял декларацию № 31 «Интервенция союзников в российских портах» — о высадке в Мурманске и Архангельске. Представители Антанты подписали 6 июля с Мурманским краевым советом «Временное по особым обстоятельством соглашение»: вся власть в крае передавалась союзникам, которые брали на себя среди прочего оказание продовольственной помощи населению.

Но Брест-Литовский договор — после долгих политических баталий — все-таки был ратифицирован 15 марта в Москве и 26 марта в Берлине. Первая мировая война для России закончилась. Но германские войска оставались на Украине и Кавказе (в надежде добраться до бакинских вышек), в Прибалтике и Белоруссии в качестве оккупационной армии.

А через неделю началось немецкое наступление на Западе. Страны Антанты считали, что их солдаты умирают по вине большевиков, предавших товарищей по оружию. В Лондоне собрались главы правительств и министры иностранных дел Великобритании, Франции и Италии. Договорились не признавать Брестский мир. Считать врагом всю Россию, недавнего союзника, вместе с которым столько лет воевали против общего противника, — не могли. Но большевики воспринимались как подручные германцев.

И в Москве настроения решительно переменились. Сов нарком требовал заставить союзников уйти.

Но Юрьев 14 июня телеграфировал: «Противосоюзническая политика краесовета невозможна. Заставить союзников уйти невозможно. Военная сила неоспоримо на их стороне».

26 июня, разговаривая с председателем Мурманского краевого совета, Ленин зло его отчитал:

— Если вам до сих пор неугодно понять советской политики, равно враждебной и англичанам, и немцам, то пеняйте на себя. С англичанами мы будем воевать, если они будут продолжать свою политику грабежа.

Но Мурманский совет 30 июня принял решение «действовать в дружеском контакте с союзниками». 2 июля «Известия ВЦИК» оповестили, что председатель совета Юрьев «объявляется врагом народа и становится вне закона».

Это был поворотный момент в истории.

Именно тогда возникло противостояние западного мира и Советской России по принципиальным морально-политическим вопросам. Представители нейтральных государств вручили сменившему Троцкого на посту наркома по иностранным делам Георгию Васильевичу Чичерину ноту с протестом против «красного террора». Это была лишь первая ласточка.

Ответная нота наркома появилась в «Известиях». В ней говорилось, что «во всем капиталистическом мире господствует режим «белого террора» против рабочего класса», поэтому «никакие лицемерные протесты и просьбы не удержат руку, которая будет карать тех, кто поднимает оружие против рабочих и беднейших крестьян России».

Еще 26 февраля 1918 года дипломатический корпус из Петрограда перебрался в более безопасную и менее голодную Вологду. По существу это был окончательный разрыв с советской властью. Большевики пытались убедить послов вернуться в столицу. Чичерин отправил в Вологду приглашающую телеграмму, гарантируя иностранцам в Москве полную безопасность.

Дуайен дипломатического корпуса американский посол Дэвид Фрэнсис ответил наркому: «Спасибо за Вашу телеграмму. Мы признательны за Ваш неизменный интерес к нашей личной безопасности и решили последовать Вашему совету и покинуть Вологду».

Но дипломаты поехали не в Москву, а в Архангельск — под охрану высадившихся там частей Антанты. Нарком Чичерин в свою очередь заявил, что по условиям военного времени пребывание иностранных дипломатов на севере невозможно, поэтому «Архангельск может быть рассматриваем только как этап для отъезда из России».

Так и произошло. Страны Антанты прервали торговлю с Россией и к лету 1918 года отозвали свои миссии. 23 октября 1918 года уехал американский посол Фрэнсис — его ждали врачи, чтобы сделать операцию. На территории Советской России оставались только британская и французская миссии. Да и они в сентябре следующего года покинули Архангельск вместе с уходящими войсками союзников.

Дипломатической работы у большевиков в Москве тогда было не много. Признали Советскую Россию только страны Четверного союза — Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария, которым позарез был нужен мир. Но полноценное посольство в Москве имелось только одно — немецкое. Соответственно советское полпредство открылось в Берлине, полуофициальные представительства существовали в Лондоне, Стокгольме и Берне.

Кайзеровское правительство — единственное в мире — признало советскую власть и, более того, предлагало военное сотрудничество — против белой армии и войск Антанты, высадившихся на территории России.

Ненависти к Германии советское руководство не питало. Напротив, искало тесного союза. 2 августа 1918 года немецкого представителя в Москве Гельфериха принял нарком Чичерин (см. «Российская история», № 5/2012).

Карл Гельферих был директором Немецкого банка, с февраля 1915 года служил статс-секретарем в министерстве финансов, затем в министерстве внутренних дел — до ноября 1917 года. Он приехал в Москву, чтобы сменить убитого левыми эсерами посла графа Вильгельма Мирбаха.

Георгий Васильевич Чичерин официально попросил правительство Германии выступить против англичан в Мурманске, не помогать казачьему генералу Краснову на Дону и, напротив, нанести удар по белой армии генерала Алексеева на Юге России.

Гельферих сообщил в Берлин: «Это заявление означало, что Советское правительство, чтобы защитить Москву, вынуждено просить нас о прикрытии Петербурга». Немецкий посланник не считал нужным оказывать военную помощь большевикам, полагал, что они обречены.

19 августа 1918 года Гельферих писал канцлеру Германии Гертлингу: