Сергей Сартаков - Свинцовый монумент

Похоронив отца, Андрей долго ходил как неприкаянный. Ему в отцовской смерти виделась и какая-то собственная вина. Отца скосила весть о трагической гибели сына; а эту гибель подготовил уход Мирона в тайгу; а в тайгу Мирон ушел, потеряв веру в чистую любовь Ольги; а он, Андрей, не только оправдал поступок Ольги, он чуть не каждую ночь видит ее во сне и во сне целуется с ней.

Федор Ильич скорбно покачал головой, узнав от Андрея о тяжком горе, так внезапно свалившемся на их семью. Предложил свою помощь. Андрей отказался. Стал взрослым. И зарабатывает достаточно, и в жизни начинает по-настоящему разбираться. Но за добрый совет, если случится в том надобность, будет всегда благодарен.

- Тогда сейчас тебе совет мой такой, - выслушав Андрея, сказал Федор Ильич, - мать береги. Ей куда тяжелей, чем тебе. С маху не сделай чего-нибудь глупого. Вот как Мирон. Хотя судить его не могу, ему по-своему было виднее.

Теперь нужно было сообщить Ольге о гибели Мирона. А как это сделать? Андрей проверил себя, совесть свою: не стремился ли он сам занять его место? Это еще можно было бы простить по отношению к живому Мирону, решительно отвергнувшему Ольгу, но не к мертвому, память о котором у Ольги - он сознавал это - будет вечно жива.

Отец когда-то говорил, что от совести своей никуда не уйдешь, и, если она хоть самую малость худым поступком задета, надо, чтобы она тяжелым лиственничным бревном на плечи давила. Не очень понятно было, за что мучила совесть отца, когда выходили они из тайги измученные, обмороженные, чудом оставшиеся в живых. Теперь это ясно Андрею. Без следа потеряли в дебрях лесных человека. Потеряли не только мертвое тело его, но и весь смысл его жизни - разведчика недр земных. Ясно, что совесть Андрея тоже замучит, если он по неумелости своей нанесет Ольге нечаянный и неоправданно тяжелый удар.

Он привык, что Ольга как-то обо всем знает все, словно бы она действительно умеет угадывать мысли на расстоянии. Так говорил Мирон. Это не раз проверил на себе и сам Андрей. Она, возможно, знает о смерти Мирона, но, конечно, не знает о его письме и о письме начальника топографической партии.

Андрей дождался на крыльце, когда из библиотеки выйдет последний посетитель. Уборщица хотела было набросить на дверь длинный железный крюк, но Андрей попросил умоляюще:

- Тетя Паша, я в читальный зал. И сейчас же обратно.

Важно было войти и застать Ольгу одну.

Она взглянула на него удивленно. Готовясь уходить, она закрывала ящики стола, приводила в порядок картотеку. Из маленького флакончика духов по капельке брала на палец и терла за ушами.

- Оля, прочитай эти письма, - сказал Андрей, понимая, что лишние слова в эту минуту совсем не нужны. - Раньше я не мог... Ну не мог прийти. Прости меня.

Она отстранила его протянутую с письмами руку.

- Не надо, я все знаю, - сказала она. И прикрыла длинный картотечный ящик полированной крышкой.

- Мирон погиб в тайге, упал с большой высоты и разбился, - уже растерянно выговорил Андрей.

Почему Ольга не хочет взять письма?

- Разбился, знаю, - сухо, бесстрастно сказала она. - Я здесь совершенно ни при чем.

И смотрела в сторону мимо Андрея, на неплотно прикрытую стеклянную дверцу книжного шкафа. Нетерпеливо постукивала по полу носком туфельки.

- Оля, ты, может быть, думаешь...

- Чего вы хотите от меня, Андрей? - перебила она его. - Почему я должна читать эти письма? Да, как и всякого по неосторожности погибшего человека, мне жаль вашего брата. Достаточно этого? Или вам нужно, чтобы я говорила длинные и трогательные речи? И плакала? Мирону не понравился мой смех, вам, Андрей, вряд ли понравятся мои слезы. Поймите, это мне все надоело. - Взгляд у Ольги стал непреклонный и злой, и странно было Андрею видеть ее всегда такие мягкие, улыбчивые губы сейчас словно бы втянутыми внутрь. - Я бы этого не сказала тебе, - она резко нажала на слово "тебе", - если бы ты не привязывался, не прилипал ко мне еще назойливее, чем твой брат. Тем более что ты еще мальчишка! Надеюсь, что после этого нашего разговора ты не уедешь в тайгу и там не свалишься с вышки. Говорю так потому, что иначе ты не поймешь, как не понимал моих шуток Мирон.

- Ольга Васильевна! - Голос Андрея дрожал и обрывался. - А Мирон так вас любил, Мирон из-за вас...

Ольга вдруг улыбнулась, глаза засветились обычным веселым, живым огоньком. А на Андрея повеяло запахом очень сладких духов.

- Ну ладно, не будем больше ничего выяснять. Мне это ни к чему. А тебе разбираться в чужих отношениях, таких, как любовь, рано еще. Зелен. И будет лучше, если ты не будешь торчать здесь, в читальном зале, каждый вечер, воображая, что ты Рембрандт и пишешь сотый портрет своей милой Саскии. Не ходи сюда больше, чтобы кто-нибудь не упрекнул потом: "Ольга Васильевна, а он так вас любил!" Я и сама решу, кого и когда мне полюбить...

На улице было темно, только на перекрестках слабо светились фонари. Сыпалась сухая снежная крупа. Начиналась метель. Андрей не запомнил, как он выскочил из библиотеки. Шел, стиснув зубы, ощущая, как у него против воли катятся по щекам холодные слезы, а в ушах медленно и трубно звучат слова Льва Толстого, сказанные мудрейшим писателем о Катюше Масловой: "...она вернулась домой, и с этого дня в ней начался тот душевный переворот, вследствие которого она сделалась тем, чем была теперь. С этой страшной ночи она перестала верить в добро..."

С этой метельной ночи Андрей перестал верить в любовь...

...Да, опустились они сюда на вертолете. Предприимчивый

Широколап неизвестно каким образом раздобыл его. Кажется, сочинил

убедительную легенду об имеющемся у него от кого-то "сверху"

распоряжении. Но так или иначе, а этот вертолет больше сюда не

прилетит. Они должны будут своим ходом перевалить через хребет, а

там спуститься на плоту до Ерманчета по речке, носящей это же имя.

Герман Петрович, может быть, прав и в том, что ему, Андрею

Путинцеву, медведи повсюду мерещатся. Конечно, зверь может

оказаться и за любым кустом, тайга здесь очень глухая. Но разве

страшны только медведи? Особенно впервые оказавшейся в тайге

городской женщине.

Когда спохватились, что Даша исчезла, уже наступили сумерки.

Постреляли, постучали обухами по звонким сухостоинам, а в глубь

тайги не пошли. И опять-таки Герман Петрович был прав: если

разбрестись в разные стороны, в темноте еще кто-нибудь может

потеряться, а идти всем скопом в одном направлении смысла нет. Хотя

наиболее вероятное направление как раз, видимо, только одно: вниз

по довольно крутому склону горы. Почему он, Андрей Путищев,

наперекор единодушному вскрику остальных: "Не смейте этого

делать!" - не пошел, отделившись от всех? Есть неписаный закон для