Сергей Сартаков - Свинцовый монумент

Андрей Арсентьевич встал.

- Прошу, я прошу всех, - сказал он, почему-то глядя только на Дашу и улавливая на ее лице к себе сочувствие, - не писать никаких писем, если это говорится серьезно.

- На высшем пределе! - стукнул кулаком по столу Герман Петрович.

- Почему не писать? - уныло спросила Серафима Степановна. - Мы это сделать хотим от доброго сердца. Помочь еще больше распространиться популярности вашей.

- Верю, - сказал Андрей Арсентьевич. - Но слушать это мне тяжело. Мне помогать ни в чем не надо, тем более в создании популярности. В своей мастерской я работаю всегда без помощников. А что вышло из мастерской, мне уже не принадлежит.

- Народу? - немного ёрничая, спросил Герман Петрович. - Истории?

- Народу, - сухо, с вызовом подтвердил Андрей Арсентьевич. - И хорошо, если бы еще и истории.

Николай Евгеньевич побарабанил пальцами по столу.

- Не будем разжигать страсти, - миролюбиво проговорил он. - Хотя замечу, я полностью на стороне Андрея Арсентьевича, исходя из его характера и преклоняясь перед его скромностью. Никаких писем, разумеется, писать не будем. Просто: за ваш талант, Андрей Арсентьевич!

И, чокнувшись со всеми, но не выпив вино, Андрей Арсентьевич примиренно сел.

Знал ведь, знал, что все так и будет, а зачем-то пришел. Но теперь назвался груздем - полезай в кузов. Веди себя как положено гостю. Было почти так и когда-то в доме Седельниковых, в зените первой его славы, "сделанной" Ириной. Тоже сидел он словно на раскаленных угольях. Тогда Ирине было нужно поставить его в центр внимания. Она выполняла свой хитрый план. Как ей казалось, в его интересах. Какой план у Зенцовых, если и здесь стремятся поставить его в центр внимания? И что здесь вообще может быть в истинных его интересах? Некая идея Широколапа.

А разговор тем временем пошел совершенно пустой, главным образом о необыкновенно вкусных блюдах, предлагаемых Серафимой Степановной. Она цвела от удовольствия и с некоторой долей непринужденного хвастовства рассказывала, из какой заграничной поездки вывезла она один уникальный кулинарный рецепт.

- ...Это блюдо готовится так, - говорила она. - Берется кусок свежего филе толщиной обязательно - заметьте, обязательно - в три пальца...

- Пальцы бывают разные. Мои или ваши, Серафима Степановна, - врезался в ее рассказ уже достаточно повеселевший Герман Петрович.

- Да ну вас, Гера! - отмахнулась Серафима Степановна. - Говорю так, как мне был под строжайшим секретом передан этот рецепт.

- Тогда я слушать не буду. Не хочу быть копилкой страшных секретов, - и ладонями закрыл уши. - Дария, записывай.

- ...затем выжимается сок из лимона, апельсина, грейпфрута, добавляется оливковое масло...

- В какой пропорции? - спросил Герман Петрович.

- Гера! Да вы же прикрыли уши, не слушаете меня!

- Я делаю так, как делают люди всегда, когда при них шепотом разглашают глубочайшие тайны.

- ...все эти соки взбиваются веничком, можно миксером...

- В каких пропорциях? - упрямо повторил Герман Петрович.

- Вы невозможный человек, Гера. Отвернитесь и вместе с Николаем Евгеньевичем пейте "Хванчкару". Это теперь гастрономическая редкость. А рассказывать я стану Дашеньке.

- Мне филе в три пальца толщиной готовить не приходится, - виновато улыбнувшись, сказала Даша. - Я покупаю полуфабрикатные котлеты.

- Все равно, Дария, записывай. Неизвестно где и как, а может, и пригодится. - Герману Петровичу возможность немножко похулиганить за столом, должно быть, доставляла наслаждение. - Энциклопедия должна все знать.

Андрея Арсентьевича, к которому было потянулся Николай Евгеньевич с каким-то своим рассказом, вдруг взорвало:

- А вам не кажется, Герман Петрович, что вы переступаете границы?..

- Не кажется, - не дал ему договорить Широколап. - Во-первых, я сижу, а сидя ничего переступить нельзя. Во-вторых, здесь нет никаких границ, а если бы и были, я нахожусь под покровительством "Интуриста". И в-третьих, "энциклопедия" - мой штатный работник. А в-четвертых, если Серафима Степановна позволит, я готов просить прощения, - и поднял руки вверх.

- Гера, вы перегрузились, - сказала Серафима Степановна. - Или остроумничаете?

- И то и другое, - с готовностью подтвердил Герман Петрович.

- Тогда выпейте стакан холодного тоника, и перейдем к десерту.

- Хорошо. Слушаюсь.

Даша сидела, не поднимая глаз от тарелки. Андрей Арсентьевич видел, как все это ей было неприятно. В десятый раз осуждал себя: зачем он согласился пойти к Зенцовым в гости? И совсем уж не мог понять, почему согласилась Даша.

На разные лады он прикидывал, под каким благовидным предлогом можно было бы ему поскорее удалиться. Но, помимо десерта - удивительного сооружения из пропитанного ромом бисквита, вафель, ананасного желе и взбитых сливок - впереди, Серафима Степановна об этом сообщила, были еще фрукты и кофе. А главное, дело еще не дошло до "идеи" Широколапа, которая, похоже, обещала стать гвоздем вечера. Притом именно в их узком кругу. Тогда, если гора не идет к Магомету, почему бы не убыстрить течение вечера и не пойти Магомету к горе?

- Герман Петрович, - сказал Андрей Арсентьевич, плоскозубой вилочкой отделяя кусочек бисквита вместе со взбитыми сливками, - слышал я, у вас возник некий интересный замысел...

- Уже не замысел, - Герман Петрович не дождался конца фразы, - уже программа в действии. Широколап не любит медлить там, где промедление недопустимо. А если вам польстить, так замысел этот скорее ваш, чем мой.

После стакана холодного тоника Герман Петрович держался степеннее, и все-таки Андрею Арсентьевичу он очень напоминал того Широколапа, который первые дни так бесился в санатории от избытка мужских сил своих.

- Мой замысел? - удивленно спросил Андрей Арсентьевич. - Какой мой замысел?

- Вот нашей всей компанией совершить предстоящим летом вояж по сибирской тайге, - объяснил Николай Евгеньевич, вступая в разговор.

- Позвольте. - Андрей Арсентьевич смутился. Он никогда не вынашивал и тем более не высказывал вслух того замысла ни Зенцовым, ни Широколапу, по тайге он любил ходить в одиночку. - Позвольте, я что-то не припоминаю...

- Был, был такой разговор, Андрей Арсентьевич, вы так интересно рассказывали о "свинцовом человечке", - замахала круглыми полными руками Серафима Степановна. - И мы с Николашей подумали - Гера, подождите! - мы подумали: столько мы повидали всяческой чужеземной экзотики, а своей, родной, ни разу по-настоящему не вкусили. Излетали на воздушных лайнерах, исплавали на морских чудо-кораблях, изъездили на автомобилях чуть не весь земной шар, а пешком со студенческих лет - Гера, подождите! - дальше как на пикники за город и не хаживали!

- Но это же очень трудно, даже изнурительно, пешком ходить по тайге. Разговор оказался для Андрея Арсентьевича настолько неожиданным, что он не знал, как его продолжать: всерьез или все обратить в шутку.