В. Добронравин - Политический кризис в России: модели выхода

Во-вторых, польская оппозиция была достаточно четко структурирована. Лидером профсоюза «Солидарность» стал гданьский электрик Лех Вален-са. Это был яркий, харизматичный, хотя малообразованный и авторитарный по своим замашкам человек. Явные минусы в фигуре «великого электрика», как начали в шутку называть Валенсу, сочетались с явными плюсами. Однако главным было то, что власть четко понимала, кто ведет за собой многомиллионные массы, и соответственно в случае выхода на переговоры знала, с кем их можно проводить. Ведь нет никакого смысла о чем-то договариваться с лидерами оппозиции, которые примут на себя определенные обязательства, а потом вдруг скажут: простите, но народ нас не слушается. Валенса же мог до поры до времени убеждать широкие массы в том, в чем был убежден сам.

В-третьих, польским интеллектуалам во второй половине 70-х гг. прошлого века удалось установить дружественный контакт с рабочими. Сделать это было нелегко, поскольку традиционно между ними особой любви не наблюдалось. И среди польских провинциалов, наверное, немало было таких, как Игорь Холманских, готовых явиться в столицу и навести порядок среди протестующих. Но в тот момент, когда бастующим и репрессированным пролетариям понадобилась поддержка (деньгами, советами, адвокатами), варшавские интеллектуалы Яцек Куронь и Адам Михник создали Комитет защиты рабочих. Он за несколько лет сделал достаточно, чтобы растопить лед недоверия и побудить верхушку «Солидарности» принять помощь интеллектуалов в осуществлении реформ.

В-четвертых, большую роль в налаживании контактов между властью и оппозицией сыграла католическая церковь. Она обладала большим авторитетом в народе, значительно усилившимся с 1979 г. благодаря тому, что польский кардинал Кароль Войтыла стал римским папой Иоанном Павлом II. В то же время церковь не подстраивалась под власть с целью получить как можно больше материальных благ, а серьезно интересовалась судьбой своей страны, стремясь содействовать формированию хотя бы относительного единства в расколотом на противостоящие группировки обществе.

В-пятых, само польское общество при всей его разобщенности постоянно помнило о важности национального единства. С одной стороны, это определялось многовековой трагической судьбой народа, который соседние великие державы делили между собой как хотели. С другой — многолетняя зависимость от восточной тоталитарной державы культивировала миф о прекрасной Европе, куда надо вернуться, отвергнув все советское — административную экономику, коммунистическую диктатуру, всесилие про-московских спецслужб. Поляки не отвергали демократию как чуждую их национальной культуре выдумку, а, напротив, полагали, что разрыв с европейской демократической традицией (помимо всего прочего) обусловил убогость той жизни, какой им приходилось жить в 1980-е.

В сегодняшней России мы не имеем почти ничего из вышеприведенного списка польских условий формирования сильной оппозиции. Протест пока в основном ограничивается мирными демонстрациями благополучных столичных жителей. Рабочие и интеллигенция чужды друг другу. Лидеры оппозиции практически никогда не спускаются в пролетарскую среду. Более того, они произносят порой странные тезисы о том, что им не нужно единое лидерство, не нужно четкое структурирование. Церковь откровенно сервильна, она либо дистанцируется от политики, либо обслуживает интересы власти. И, наконец, российская идентичность скорее имперская, чем европейская. Для многих воодушевляющими ценностями являются сохранение единой и неделимой России, жесткое противостояние американцам, укрепление вооруженных сил, а не вхождение в объединенную Европу.

Соответственно, Кремль имеет возможность раскалывать оппозицию и играть на противоречиях ее отдельных групп. Вместо переговоров власть маргинализирует активную часть оппозиции, презрительно именуя ее бан-дерлогами.

Экономический кризис, конечно, может качественно изменить расстановку сил, пробудив различные слои общества к протесту. Однако нет пока ответа на вопрос: смогут ли лидеры оппозиции объединить эти слои и заставить власть считаться с обществом?

Если вражда между левыми и правыми, рабочими и интеллигенцией, столицами и провинцией останется более сильной, чем общее неприятие правящего режима, то польский сценарий в России не реализуется. Однако в том случае, если власть будет делать все новые ошибки, раздражая общество (вроде рокировки «Путин — Медведев», совершенной в преддверии выборов 2011-2012 гг.), противостояние верхов и низов непременно усилится.

Не устроила бы в свое время группа ответственных, но недальновидных товарищей путч и не создала бы знаменитый ГКЧП — Советский Союз мог бы вполне еще какое-то время просуществовать. А так события августа 1991 г. внезапно показали народу, что тигр — бумажный и бояться его не следует.

Сегодня от власти можно ожидать чего-то подобного. Ошибки Кремля в основном сводятся к равномерному принижению всех несогласных и опоре лишь на откровенных марионеток. В итоге нарастает число обиженных даже среди тех политиков и деятелей культуры, которые еще вчера предпочли бы быть союзниками Кремля. Движение по такому пути — это движение к «Солидарности».

Среди польских оппозиционеров 1980-х были и левые популисты из рабочих, и экономисты — сторонники шокотерапии. Католические консерваторы перемежались там с приверженцами европейской толерантности. Политики, как огня боявшиеся советского «старшего брата», стояли в одном ряду с теми, кто главной угрозой для Польши традиционно считал Германию. Но в некий момент все сочли, что о разногласиях надо забыть до тех пор, пока не рухнет режим. И тогда режим действительно рухнул.

Итак, мы выяснили следующее: с одной стороны, польская власть постепенно пришла к выводу, что эффективно управлять обществом, игнорируя оппозицию, она не сможет, с другой — оппозиция смогла себя поставить таким образом, что власть признала в ней серьезного партнера для переговоров. Теперь вставал главный вопрос: о чем переговариваться?

Глубоко ошибается оппозиция, которая считает, будто бы с властью можно вести переговоры о том, чтобы она собрала вещи и вдруг исчезла, оставив бразды правления более достойным людям. Но столь же глубоко ошибается власть, полагающая, будто серьезную, влиятельную оппозицию можно использовать для решения своих проблем, обещая взамен лишь подачки, а не реальное участие в управлении страной. Польская история показала, как в ходе переговоров происходит сближение позиций сторон и выработка компромисса.