Вячеслав Меньшиков - Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина

Мать Александра, выпускница Бестужевских курсов, признанная красавица Санкт-Петербурга, пользовалась широкой известностью в аристократических кругах бывшей столицы. Она получила и отвергла несколько приглашений эмигрировать во Францию. Ее лично знал генерал Улагай, один из лидеров белогвардейской эмиграции, активно сотрудничавший с немцами в годы войны.

До 1914 года Демьянов жил и воспитывался за границей. Детство и юношество его было омрачено картинами террора, как белого, так и красного, которые ему пришлось наблюдать во время Гражданской войны. После того как мать отказалась уехать во Францию, они возвратились в Петроград. Он начал работать электромонтажником, учился в политехническом институте, из которого был отчислен как «социально чуждый элемент». Получить высшее техническое образование ему в то время было невозможно из-за непролетарского происхождения.

В 1929 году ГПУ Ленинграда по доносу его друга Терновского арестовало Александра. Причина? Чтение запрещенных стихов, которые он очень неосторожно, с вдохновением, декламировал своим друзьям, тем более поэта непролетарского, к тому же немца – Генриха Гейне. Это ли не предательство дела рабочего класса?! Преклонение перед буржуазным упадническим искусством Запада? А еще добавились незаконное хранение оружия и антисоветская пропаганда. Сегодня уже известно, что на самом деле пистолет ему подбросили. В результате проведенной акции Александр был принужден к негласному сотрудничеству с ГПУ.

Вот как описывает этот давний эпизод Эдуард Шарапов – писатель, ветеран Службы внешней разведки – в своей интереснейшей книге «Судоплатов против Канариса»:

«Александр молча слушал, опустив голову, и, наконец, решился:

– А пистолет?

– Что пистолет? – не понял следователь. Затем по его губам пробежала слабая улыбка, и глаза стали хитрыми.

– Я же не спрашиваю, откуда у вас пистолет. – Он помолчал и продолжил: – Вы должны понимать, что за хранение оружия несете уголовную ответственность. Вы же умный человек, так ведь? – и он внимательно посмотрел на Демьянова.

– Ну, так как, Саша? – резко прозвучал голос следователя.

– Я согласен, – почти прошептал Александр, а у самого вихрем пронеслось в голове: “Прав ли я?"

Но капитан, к счастью, не умел читать чужие мысли. Он бодро произнес:

– Отлично. Я почти не сомневался, что мы найдем общий язык. Теперь только формальности – необходимо документально подтвердить нашу договоренность. Он протянул Александру ручку и чистый лист бумаги и, расхаживая по комнате, начал диктовать: “Подписка: я, Демьянов Александр Петрович, добровольно обязуюсь оказывать помощь органам государственной безопасности в борьбе с врагами советской власти. Обо всех известных мне фактах буду сообщать письменно, под псевдонимом…"

Следователь замолчал, вопросительно взглянув на Демьянова.

– Каким? – поинтересовался Александр.

– Это на ваш выбор. Можете взять любое имя или фамилию.

– Обязательно русские? – задумчиво спросил Саша.

– Нет, какое хотите.

Демьянов глубоко вдохнул и выдохнул:

– “Гейне".

– “Гейне” так “Гейне”. И число, – добавил следователь.

Следователь свернул расписку вчетверо и убрал ее в нагрудный карман гимнастерки.

Потом они снова пили чай с бутербродами и подробно обсуждали, где, когда и с кем Александр Петрович, теперь уже агент “Гейне”, будет встречаться. В ленинградском “Большом доме” начался рабочий день. По коридору застучали сапоги. Кто-то заглянул в дверь, но тут же закрыл ее. Наконец, договорившись о том, как ему объяснить матери свое ночное отсутствие и ответить на вопросы любопытных соседей, следователь подписал пропуск…» [23]

А у Демьянова после встречи в НКВД еще долго продолжали звучать строки его любимого, но теперь запрещенного поэта:

Эдуард Шарапов в своей книге «Судоплатов против Канариса» так дополняет рассказ о становлении агента «Гейне»:

«…Сотрудничая с органами государственной безопасности, вначале практически по принуждению, он вскоре почувствовал вкус к оперативной работе. Александр всегда отличался активным восприятием жизни, умением глубоко проникать в психологию людей, с которыми встречался. Он быстро научился концентрировать волю и направлять ее на достижение необходимой цели.

У “Гейне” была великолепная память, молниеносная реакция, а главное, способность самостоятельно принимать решения. Его происхождение (из потомственных военных) позволяло нацелить его как агента на разработку связей с иностранной эмиграцией, что было необходимо для предотвращения возможных террористических действий и шпионажа.

Благодаря происхождению его нацелили на разработку связей оставшихся в СССР дворян с зарубежной белой эмиграцией и пресечение терактов. Кстати, в 1927 году Александр был свидетелем взрыва Дома политпросвещения белыми террористами в Ленинграде. Александр стал работать на НКВД, используя семейные связи. В конце 30-х годов его перевели в Москву, где он получил место инженера-электрика на Мосфильме. В ту пору культурная жизнь столицы сосредоточилась вокруг киностудии. Приятная внешность и благородные манеры позволили Демьянову легко войти в компанию киноактеров, писателей, драматургов и поэтов. Свою комнату в коммунальной квартире в центре Москвы он делил с одним актером МХАТа.

Для него удалось устроить довольно редкую по тем временам вещь – отныне в Манеже у него была своя лошадь! Естественно, что это обстоятельство расширило его контакты с дипломатами. Александр дружил с известным советским режиссером Михаилом Роммом и другими видными деятелями культуры. НКВД позволял элитной группе художественной интеллигенции и представителям бывшей аристократии вести светский образ жизни, ни в чем их не ограничивая, но часть этих людей была завербована, а за остальными велось тщательное наблюдение, с тем чтобы использовать в будущем в случае надобности». [25]

В Москве с Демьяновым работали опытные сотрудники НКВД – Виктор Ильин и Михаил Маклярский. Именно им он в свое время сообщил, что сотрудник торгового представительства Германии в Москве как бы вскользь упомянул несколько фамилий людей, близких к семье Демьяновых до революции. Проинструктированный соответствующим образом своим куратором Ильиным, Демьянов вроде как не проявил к словам немца никакого интереса: речь шла о явной попытке начать его вербовку, а в этих случаях не следовало показывать излишнюю заинтересованность. Возможно, с этого момента он уже фигурировал в оперативных учетах немецкой разведки под каким-то кодовым именем. Позднее, как видно из воспоминаний Гелена, шефа отдела «Иностранные армии Востока» генштаба сухопутных войск, ему было присвоено имя «Макс».Еще довойны!