Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Это был открытый вызов, и, конечно же, ничем хорошим он закончиться не мог. Один из гонцов, Курманай Алишев, во время дознания умер под пытками (как заметил в своих записках бухгалтер Рычков, «при чем полковник Тевкелев ревность свою оказал») второй же, Аит Кудашев, был в итоге взят под караул в обозе, где и пребывал долгое время.

Кирилов, понимая, что счет пошел на часы, и если он сейчас не заложит город, то вряд ли ему представится еще один шанс в ближайшие годы, выступил из Уфы. Выступил, имея под своим началом пятнадцать рот регулярных войск, 350 казаков, 15 служилых татар и крещеных калмыков и 600 служилых мещеряков под командою их старшины Музлюма.

Из записавшихся в поход более 700 башкир пришло только около 100 человек.

Кроме того, к месту сбора не успели подтянуться отряженные в распоряжение экспедиции роты Вологодского полка под командованием подполковника Чирикова, поэтому им был оставлен приказ догонять основные силы, следуя с предельной осторожностью.

Чириков с командой действительно вскоре прибыл и действительно сразу же ушел вдогонку основным силам, вот только словам про осторожность он, похоже, не придал никакого значения. И когда в 160 верстах от Уфы на вологодцев напал полуторатысячный отряд башкир, русские как будто специально подставились под удар. Отряд шел в одну линию, растянувшись на огромное расстояние, сам подполковник ехал впереди, на лихом коне, далеко оторвавшись от основных сил, а штабной обоз, напротив, тянулся в арьергарде безо всякого охранения.

Первый удар башкиры нанесли сразу в голову и хвост колоны. Сам подполковник, полковой священник, лекарь, восемнадцать драгун и сорок два нестроевых обозника погибли мгновенно, нападавшим на арьергард удалось отогнать шесть обозных телег. После этого башкиры ударили было по основным силам, но получили ответку — шедший вместе с основной массой солдат капитан Гебауэр быстро навел порядок, выстроил подчиненных в каре, и с этим ощетинившимся штыками ежом башкиры уже ничего не могли сделать — лишь нескольких ранили стрелами. Полк в итоге добрался до Оренбурга.

Вот этим все и началось. Начался бунт. Все началось, тронулось и закружилось кровавой плясовой.

А Кирилов с Тевкелевым все-таки успели — Оренбург они поставили. Поставили, на считанные дни опередив официальное письмо из Петербурга, прямо запрещавшее возведение города, дабы не вызвать волнения среди башкир. И, как издавна повелось у нас на Руси, судить победителей не стали. Поскольку дело было сделано, власти быстренько переиграли свое решение и отменили запрет. Уже в следующем письме из Петербурга сообщалось: «Того ради видится, что уже того строения оставлять и назад возвращаться вам не надлежит, разве б по состоянию того башкирского возмущения сие необходимо потребно было…». [129] Цит. по: Смирнов Ю. Оренбургская экспедиция (комиссия) и присоединение Заволжья к России. Самара. 1997. С. 26.

Все стало реальностью — и город в устье реки Орь, и вызванное его строительством башкирское восстание.

И чтобы первый продолжал существовать, необходимо было во что бы то ни стало ликвидировать второе.

Этим и занялись.

Поначалу получалось плохо.

Естественно, правительство тут же приняло меры для подавления бунта. В Башкирию были двинуты правительственные войска, которые поначалу возглавил казанский губернатор Мусин-Пушкин. Однако довольно быстро стало понятно, что милейший Платон Иванович, сделавший карьеру на дипломатических поручениях в Копенгагене и Париже — не тот человек, который может справиться с сорвавшимися с цепи башкирами. Нужен был человек, сведущий не только в дипломатии, но и в военном деле, с характером волевым и твердым.

И такого нашли — правда, в тюрьме.

Начальником специально созданной для подавления восстания Башкирской комиссии стал генерал-лейтенант Александр Иванович Румянцев (родной папа полководца Петра Александровича Румянцева-Задунайского), находившийся под арестом и следствием за постоянные свары с немцами и оскорбление императорского величества. Несгибаемому ненавистнику «фрицев» и борцу с привилегиями вернули только что отнятые чины и ордена, 12 августа 1735 г. он был освобожден из-под караула и отправлен в дикую Башкирию кровью искупать свою вину. Кирилову же, в распоряжении которого находились самые боеспособные части в регионе, было велено «иметь коммуникацию и частую корреспонденцию» с новоназначенным усмирителем кочевников «и во всем по его ордерам и наставлениям поступать».

Впрочем, Кирилову было не до того. Все лето он проторчал в только что основанном городе в устье реки Орь, и лишь в самом конце лета отправил Тевкелева в район Екатеринбурга для того, чтобы собрать обоз с продовольствием и одеждой для остающегося в Оренбурге на зиму гарнизона.

Надо сказать, что Кирилов с Тевкелевым с самого начала придерживались предельно жесткой тактики по отношению к восставшим. Еще в Оренбурге, Иван Кириллович в письме Румянцеву докладывал, что в Сакмарске «нарочитых воров по общему приговору штаб и обер-офицеров казнили: одного на кол посадили, другова петерили [130] Пятерение — один из видов четвертования. Осужденному отрубали все конечности, затем распарывали грудь и только после этого отрубали голову. а пятерых повесили». В следующем письме Кирилов докладывал, что еще до получения указаний от Румянцева «11 деревень разорил и сжег, 9 человек казнил, а еще немало достойных к казни имею [131] Цит. по Азаматова Г.Б. Интеграция национального дворянства в российское общество: на примере рода Тевкелевых. Уфа, 2008. С. 51. ».

Тем не менее, в начале бунта Тевкелев действовал довольно мягко — пришедших с повинной башкир, принимавших участие в действиях восставших, лишь заставлял присягнуть на Коране, да брал с них по одной лошади в виде штрафа. Все изменилось через несколько месяцев, когда Тевкелев остался, по сути, один — Кирилова вызвали в Петербург, а Румянцев находился в Казани. В Уфе оставался один Тевкелев. И так случилось, что именно в этот момент масштаб восстания возрос скачкообразно. К бунту присоединились башкиры Сибирской дороги, которые, собрав большую армию, после продолжительных боев не пропустили к Оренбургу продовольственный обоз, собранный Тевкелевым. Оставленному в новорожденном городе гарнизону грозила голодная смерть зимой.

Тевкелев спешно выехал из Уфы в Бирск, где авральными темпами собрал 2-тысячное войско. Там его настигло письмо от предводителей восстания, в котором они просили отказаться от строительства крепостей на башкирских землях, либо дать им возможность обратиться с жалобой к императрице. Тевкелев разорвал письмо на глазах у посланца Келчюры Кинзягулова и со своим отрядом выступил к верховьям Ая — центру восстания.