Дмитрий Гаврилов - Боги славянского и русского язычества. Общие представления

– А. Н. Веселовский (2006) предполагает возможность параллелей между именем Желя и словом «жалеть», а также между именем Карна и словом «кара», при этом допуская их связь с рожаницами-суденицами, которые нарекают судьбу новорожденному (одна – хорошую, другая – плохую). Насколько он прав в таких предположениях?

С большой достоверностью можно говорить о почитании богини по имени Подага. «… У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одинаковых языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которого Подага…» (Гельмольд, 1963, I, 83). Возможно, Подагу следует рассматривать как женскую ипостась Огня-Сварожича или Даждьбога.

По сообщению В. Н. Топорова, «в украинской народной песне с Волыни Дажьбог высылает соловушку замыкать зиму и отмыкать лето» (Славянские древности…, т. I, с. 208-209). Здесь же обнаруживается и мотив чрезмерного жара – пожар, спаливший деток-птенцов. Возможно, первоначально он связывался с Солнцем-Даждьбогом (ср. в плаче Ярославны: «Светлое и тресветлое солнце!… Чему, господине, простре горячюю свою лучю на лады вои… »).

Это тем более не лишено смысла, что, согласно Фасмеру, праславянское *žego из *gego родственно лит. degù, dègti – «жечь», лтш. degu, degt – «гореть», др.-инд. dáhati – «горит, сжигает», авест. dažaiti, алб. djek – «сжигаю», аор. dogja, бретон. devi – «сжигать» и др. Сюда же относят лит. dãgas – «жар, зной, жатва», dagà – «жатва», гот. dags – «день».

В этом смысле не исключено также, что Подагу действительно можно связывать с Даждьбогом как подателем урожая и того, что последнему способствует.

Френцель путает ее имя на свой лад: «De Pogoda, seu ut alii scribunt, Podaga, dea serenitatis seu temperiei», т. е. «о Погоде, или, как другие, Подаге, богине ясного дня или умеренности».

Древнеболгарская богиня-подательница благ. Ассоциируется с землей, но не исключено и другое значение ритуального изображения

Скорее всего, Френцель смешал мужское божество Погоду и жен ское Подагу.

С учетом почитания Сварожича западными славянами, а также вятичами (также имевшими западнославянское происхождение), мы можем предположить, что у Огня, как и у молнии (Меланья-Перуница), могла быть женская ипостась.

– Все же: Подага или Погода?

– Нельзя ли сопоставить имя богини не столько с «поджигать» (жечь, жгу), а именно – и в первую очередь -«подавать»?

К числу общеславянских, несомненно, стоит отнести еще богинь Смерти и Жизни.

Великая Жива, богиня жизни и плодородия, по средневековым польским источникам дочь Свентовита и некой Нонцены, т. е. дня и ночи. Ян Длугош (сер. XV в.) сопоставлял Žywye и Vita.

А. Стрыйковский связывает некоего «бога ветра шумящего Живе» и Погоду, «бога ясных и веселых дней». Двумя веками позже Прокош говорит о боге Живе как о верховном боге, сыне некоего бога Тржи. Живе у Прокоша «творец жизни, долгого и счастливого благополучия, особенно ему поклонялися те, кто услышит первый крик кукушки… Считалось, что этот верховный владыка Вселенной превращается в кукушку, дабы объявить им срок жизни…» Впрочем, это уже весьма и весьма позднее книжное мифотворчество, но весьма характерное: не исключено, что Жива и Живе образовывали некогда пару.

Зато, рассказывая об обычаях современных ему западных славян, Гельмольд несколькими веками ранее сообщал о Живе: «После того как умер Кнут, по прозвищу Лавард, король бодричей, ему наследовали Прибислав и Никлот [54], разделив государство на две части и управляя: один землей вагров и полабов, другой землей бодричей. Это были два мрачных чудовища, очень враждебно относившихся к христианам. И в эти дни во всей славянской земле господствовало усердное поклонение идолам и заблуждения разных суеверий. Ибо помимо рощ и божков, которыми изобиловали поля и селения, первыми и главными были Прове, бог альденбургской земли, Жива, богиня полабов, и Радегаст, бог земли бодричей. Им предназначены были жрецы и приносились жертвы, и для них совершались многочисленные религиозные обряды. Когда жрец, по указанию гаданий, объявляет празднества в честь богов, собираются мужи и женщины с детьми и приносят богам своим жертвы волами и овцами, а многие и людьми – христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам. После умерщвления жертвенного животного жрец отведывает его крови, чтобы стать более ревностным в получении божественных прорицаний. Ибо боги, как многие полагают, легче вызываются посредством крови. Совершив, согласно обычаю, жертвоприношения, народ предается пиршествам и веселью» (Гельмольд, 1963, I, 52).

Жива. Гравюра из книги Вестфалена, 1740 г.

В « Mater Verborum » Жива сопоставлена с Церерой-Деметрой по признаку причастности к плодоношению: «Ziva: Жива – dea frumenti Ceres, – Diva Estas ». В сербо-лужицком пантеоне А. Френцеля приведены еще вариации этого имени как богини жизни: « Siwa Polon. Zyvvie, Dea vita ». Крупнейшее святилище Живы было в полабском городе Ратибор. Зарубежные авторы XV–XVII вв. перерисовывают друг у друга ее изображение в виде пышногрудой нагой женщины с плодами в руках. По смыслу имя богини близко к слову «жизнь» и связано с идеей достатка (ср. «нажива, пожива»).

Главный же источник по истории хозяйства, быта, социальной структуры и нравов поморян – «Житие Оттона Бамбергского», составленное по рассказам участников двух миссионерских поездок этого епископа в Поморье по приглашению польского князя Болеслава III в 1124 и 1127 гг. и написанное в форме диалога бамбергским монахом Гербордом около 1160 г.

Согласно «Житию», служение богам и богиням у славян могли выполнять только матерые женщины: «Кн. II, гл. 23. В деревне неподалеку от города Камень некая вдова, богатая и очень знатная, пренебрегая христианской религией, говорила, что поклоняется отечественным богам и не хочет по случаю какой-либо новой суеты отступить от старинного предания своих предков. Она имела многочисленную семью и пользовалась немалым уважением, деятельно управляя своим домом. Муж ее, когда был жив, имел обычно для сопровождения его 30 лошадей со всадниками, что в той земле считалось весьма значительным. Ибо ведь силу и могущество знатных лиц и военачальников там привыкли оценивать по обилию или числу лошадей. “Силен, могуществен и богат такой-то человек,– говорят они,– он может держать столько-то и столько-то коней”; и так, услышав о числе лошадей, узнают они число воинов. Ведь никто из воинов обычно не имеет там более одного коня. … Все воины сражаются без щитоносца… Только князья и военачальники довольствуются одним, самое большее двумя слугами.