Лоран Тейс - История Франции. Том 2. Наследие Каролингов

На юге, таким образом, присвоение светскими лицами церковных богатств, государственных привилегий и земель было ранним и энергичным. Местные аристократы, действительные или мнимые потомки галло-римской знати, крупные земельные собственники использовали происходящие процессы с выгодой для себя. Некоторые высокопоставленные каролингские чиновники, когда-то назначенные сюда королем, смешались с местной знатью, как, например, графы Ангулема.

В целом во второй половине X пека в Провансе, Оверни, Шаранте, Маконнэ появилось два десятка знатных семей, сосредоточивших в своих руках землю и власть. Каково бы ни было происхождение этих земель, ими владели как свободными земельными наделами. Имелось значительное количество церквей. И огромные владения редко имели одного лишь хозяина. Наследства через преемников, пожертвователей, захватчиков чаще всего распылялись, иногда делились. Надел представлял собой землю, находящуюся в частном владении, без принудительного труда и ограничений. Согласно историческим исследованиями, частная собственность, большая и малая, распространяется на Западе до конца века. В частности, это справедливо для юга королевства. Там, на этих огромных богатых просторах, никаких следов, или совсем мало, системы доменов, феодальности, даже вассальных отношений. На верность здесь присягали — если вообще присягали представителю общественной власти: графу Макона и владельцам замков, графам Каталонии, графу Прованса или его виконтам. Большинство же наверняка вообще никому не присягало. Там жили свободные люди. Когда крестьяне обрабатывали землю местного сеньора, то они приобретали, иногда на долгое время, ценз оседлости. Земельная рента постепенно уменьшается. Тем более что, как в Провансе, число мелких земельных собственников в X веке возрастало, а крупные собственники не могли найти достаточно рабочей силы (так как крепостная зависимость почти исчезла, тогда как вплоть до 930 года она была еще довольно распространенной в этом регионе, больше — в Маконнэ, согласно Ги Буа) и потому предпочитали оставлять земли невозделанными.

Если в Оверни сеньоры со своими вооруженными отрядами иногда и посягали на церковную и крестьянскую собственность, то потому, что к духу грабежа примешивалось еще и беспокойное стремление как-то утвердиться в неблагоприятных экономических условиях. В Оверни тоже большие территории оставались невспаханными. А. Дебор пишет об иной ситуации в Шаранте. Здесь он выделяет «многочисленный класс мелких и средних собственников». Что же касается крепостных, то здесь они практически исчезли. Так, от Бургундии до Гаскони, от Пуату до Прованса, мелкая и крупная собственность, находящаяся в свободном владении как мужчин так и женщин — обычно двух владельцев сразу, — лежала в основе крестьянского уклада. Церковные картулярии, описывая щедрые пожертвования на протяжении века, в огромной степени свидетельствуют об этом.

Возникают сомнения, переживала ли северная Франция аналогичное развитие, отказываясь от образцов стопятидесятилетней давности. Здесь все больше встречаются бенефиция, концессии, резервные земли и лены, вассальная зависимость. Столь прекрасные картины, по крайней мере во вкусе X века и более позднего времени, были всего лишь исключением. Р. Фоссье на примере Пикардии констатирует, что свободные и независимые собственники были главной опорой крестьянского общества, даже если среди них, при различных экономических условиях, и росло социальное расслоение. В противном случае остается непонятным, откуда взялись столь огромные пожертвования на Церковь, — судя по документам, и в реальности тоже, — если дарители не являлись бы собственниками, способными отдавать часть своих благ.

Наличие почти повсюду массы свободных крестьян, помимо всего прочего обрабатывающих землю других за легкий оброк, объясняет, почему обладатели должностных полномочий, присвоившие себе функции управления и юридическую власть, были озабочены тем, чтобы усилить контроль над людьми, а не над земельными владениями. Такой подход приносил свои плоды: взимать штрафы, лишать прав или, как их называли, «обычаев» тех, кто работает в подвластном магнату и его клану секторе, — вот что выгодно, ибо им подчиняются все: свободные и зависимые, собственники и ленники. Это желание, потребность покорить своему верховенству людей, выжать из них все возможное придают истории X века черты жестокости и насилия. Не рассуждая, наиболее сильные, владеющие оружием, знаками различия и рычагами управления, стремятся подмять под себя других, принуждают — не всегда и не везде успешно — к оплате из собственного кармана.

Около 1000 года подобные процессы были еще ограниченными, раздробленными, неравномерными. И все же они были достаточно ощутимыми, чтобы войти в сознание общества, в его мировосприятие. Те, кто заботился о мире и порядке, впадали в беспокойство. Милитаризация общества, секуляризация всех сторон жизни были связаны с экономическим развитием, медленным и скачкообразным.

Из редких и фрагментарных документов можно вынести общее впечатление: сельскохозяйственная продукция улучшалась. Орудия труда тоже прогрессировали. В текстах все чаще встречаются упоминания о мельницах. Иногда говорится об освоении новых земель. На деле одни церковные картулярии служат источником сведений об этих фактах. Большую же часть участников составляли, разумеется, миряне. В экономику вкладывается все больше средств. С 930-х годов вокруг Шартра монахи и каноники заключают с крестьянами долгосрочные контракты о помощи в обработке земель и об аренде. В Пуату около 955 года жили некий Лантри и его жена Летграда, которые предоставили Желону и Готберге три эвра земли для разведения виноградников. Такая аренда — одна сторона дает землю, другая — рабочие руки — истекает через пять лет. И каждый использует свою часть урожая, как ему заблагорассудится. Три эвра — это немного, около двадцати акров. Достаточно было заключить договор, и в архивах монастыря Сен-Сипрьен в Пуатье сохранялись подобные документы. Собственники поднимают цену на свои имения. Виноградники, мельницы, места рыбной ловли становятся наиболее распространенными объектами аренды. На морском побережье к этому добавлялись солеварни. Около 970 года, к примеру, аббат Константин из Сен-Мэксана дает Укберту и его жене Констанции необработанную землю в Онисе, чтобы устроить на ней пятьдесят соляных разработок; до конца своей жизни арендаторы смогут пользоваться 3/ 5 части продукции. Действительно, произвело во и продажа соли занимали большое место в торговом обмене и потреблении. Это был неистощимый источник доходов. В Марселе монахи Сен-Виктор, в Арле — граф Прованса, в Нарбонне — архиепископ контролировали производство соли и взимали налоги.