Сергей Цветков - Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

По символическому совпадению в том же 1054 г. произошел раскол между Западной и Восточной Церквями. Но Русская земля сделала свой окончательный цивилизационный выбор немного раньше, когда вместе со своим цесарем осталась в лоне византийского православия.

До 973 г. Чехия входила в состав Регенсбургской архиепископии.

Этот документ дошел до нас в списках конца XI в. Грамота 1086 г. пражского епископа Яромира-Гебхарда гласит, что Пражская епископия «имеет на востоке следующие границы: Буг и Стырь, а также город Краков и область под названием Ваг [Западная Словакия] со всеми территориями, относящимися к поименованному городу Кракову». Прежде многие историки относились к этому сообщению скептически, усматривая в нем откровенное измышление или в лучшем случае недоразумение. Однако «в настоящее время справедливо преобладает точка зрения, что Гебхард использовал актовые материалы X в. — вероятнее всего, как он и утверждает, учредительную грамоту Пражской (видимо, и Моравской) епископии, т. е. указанные границы соответствуют церковно-политической реальности ок. 973 г.». (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII вв. М., 2001. С. 395).

Факт отпадения радимичей и хорватов от Киева после гибели Святослава устанавливается по дальнейшим летописным сообщениям, согласно которым Владимиру в 80—90-х гг. X в. пришлось заново приводить эти племена к покорности.

Термин А.Е. Преснякова, понимавшего под княжим правом «совокупность обычно-правовых норм, возникавших… в сфере деятельности княжих сил, независимой от общего уклада народной жизни» (Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Очерки по истории X—XII столетия. СПб., 1909. С. VI).

В том случае, если у отца не было братьев, которые имели преимущество в деле наследования княжения перед своими племянниками. Далее мы увидим, что были и другие основания к замещению княжеских столов. Но они возникали по мере разветвления великокняжеского рода и усложнения социально-политической жизни Древней Руси. В исторической действительности второй половины X в. им еще не было места.

Либо отводят им непомерно долгие сроки жизни. Так, поздний Пискаревский летописец под 6488/980 г. замечает: «Бысть княжения Ярополча 50 лет...», то есть относит его рождение к первой четверти X в. О Владимире Переяславско-Суздальская летопись (XIII в.) говорит, что он прожил 73 года. Отсчитывая их от года его смерти (1015), получаем 942 г., под которым в Повести временных лет значится рождение его отца. Эти записи, по-видимому, принадлежат к той летописной традиции, которая стремилась устранить очевидную нелепость хронологических сообщений Повести временных лет, касающихся жизни князя Игоря, путем более ранней датировки рождения его первенца — Святослава и соответственно Игоревых внуков. Например, В.Н. Татищев опирался на какой-то утраченный ныне источник, где рождение Святослава было отмечено 920 г. вместо 942 г. О.М. Рапов посчитал возможным принять татищевскую дату, а вместе с ней и сведения Переяславско-Суздальской летописи о 73 годах жизни Владимира на том основании, что эти биографические данные якобы согласуются с известием германского хрониста начала XI в. Титмара Мерзебургского, по которому Владимир умер «отягченный годами» (Рапов О.М. Русская церковь в IX — первой трети XII в. Принятие христианства. М., 1988. С. 157—158), или, в другом переводе, «глубоким стариком». Однако это всего лишь фигуральное выражение. В другом месте своей «Хроники» Титмар говорит иначе: «умер в преклонных летах» (Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000. С. 319). Очевидно, что преклонные годы и глубокая старость — не одно и то же.

Рождение в середине — второй половине 950-х гг. между прочим позволяет Владимиру умереть в 1015 г. в «преклонных летах», как и свидетельствует Титмар, то есть около шестидесяти лет — возрасте по тем временам весьма почтенном. Немецкий проповедник Бруно Кверфуртский, видевший Владимира за семь лет до его смерти (в 1008 г.), мимоходом отметил, что князь легко «спрыгивал с коня на землю». Подобное проворство вполне вероятно для человека пятидесяти с небольшим лет, но вряд ли оно могло отличать «отягченного годами» старика.

Например, по А.А. Шахматову, у Ярополка был только один воевода — Блуд, но в процессе переработки текстов статей 6483/975 и 6485/977 гг. позднейшими редакторами Повести временных лет его имя было заменено именем Свенгельда (см.: Шахматов А.Л. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 234, 242, 354—357, 364). Многие исследователи до сих пор сочувственно высказываются об этой гипотезе, считая ее «текстологически достаточно убедительной» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М., 2000. С. 364). Однако не стоит забывать, что Шахматов вымарывал имя Свенгельда из статей под 975 и 977 гг., будучи увлечен своей концепцией причастности этого воеводы к убийству Игоря, от которой, под воздействием аргументированной критики, впоследствии отказался.

Дальше всех по пути отрицания известий летописи пошел А.Л. Никитин, который усомнился в реальности обоих сподвижников Ярополка. Историческая «избыточность» фигуры Свенгельда для хода событий 970-х гг. проявляется, по мнению исследователя, прежде всего в том, что летописная «история Свенельда оказывается слишком растянутой во времени. Даже если предположить, что в 920—925 гг., когда с наибольшей вероятностью родился Игорь, Свенельду было уже 30 лет, к моменту поражения Святослава у Доростола ему оказывается не менее 75 лет, тогда как к моменту убийства Олега «древлянского» ему идет уже девятый десяток — вещь совершенно невероятная для активно действующего воеводы X в.». (Никитин А.Л. Основания русской истории. М., 2001. С. 229).

Этот «возрастной» аргумент исследователя откровенно слаб, поскольку основан на произвольном предположении, что Свенгельду должно было исполниться тридцать лет именно к моменту рождения Игоря, хотя ничто не препятствует думать, что воевода разменял свой четвертый десяток, например, к тому времени, когда Игорь достиг совершеннолетия, то есть в конце 930-х гг. А может быть, ему тогда было лет двадцать пять… Словом, мы не знаем точно, в каком именно возрасте Свенгельд участвовал в обороне Доростола и сколько лет ему могло быть в 975 г., когда, согласно Повести временных лет, он натравливал Ярополка на Олега, а потому вывод о его старческой немощи в 70-х гг. X в. повисает в воздухе. В летописи имеется неоспоримый пример государственного и ратного долголетия: сообщение под 1106 г. о смерти маститого старца, воеводы Яна, прожившего добрых девяносто лет.