Сергей Цветков - Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого

Почти одновременно с восстановлением спокойствия в восточных провинциях в Константинополь пришла весть об усмирении бунта в таврических землях. Это не стоило Василию II жизни даже одного из его солдат. Русский князь великодушно возвращал империи Херсон в качестве своего свадебного дара.

Владимир повел на Корсунь, по всей видимости, около трех тысяч «воев» — больше и не было нужно для осады города, в котором, судя по его площади и постройкам, проживало пять-шесть тысяч человек. Навигация на Черном море в древности открывалась после 23 апреля [76]. В конце мая или в первых числах июня 989 г. русские ладьи при попутном ветре, который в этих местах летом постоянно дует с моря на побережье, ворвались в большой залив, окаймлявший Херсон с восточной стороны (ныне Карантинная бухта). Высадившись здесь на берег, Владимир разбил свой стан не более чем в тысяче шагах к югу от города — «и ста Володимер об он пол [вне, около] города в лимене [заливе], дали града стрелище едино [на расстоянии полета стрелы]», — сообщает Повесть временных лет [77].

Этот первый маневр Владимира, безусловно, был хорошо продуман, так как в Киеве проживало немало торговых и военных людей, детально знакомых с топографией Корсуни. Стоянка в Карантинной бухте позволяла русам отрезать город от снабжения продовольствием как с моря, так и с суши. Не располагая осадной техникой, русы вообще предпочитали брать города при помощи тесной блокады, хотя этот способ и не был у них единственным.

Очень скоро тактика изоляции Херсона от внешнего мира стала приносить свои плоды. Один византийский военный трактат этого времени предписывает жителям города, которому угрожает осада, делать запасы еды не менее чем на четыре месяца. Возможно, херсониты по их собственному богатому опыту осадного сидения и не нуждались в подобном напоминании. Однако едва ли они смогли запастись продовольствием для долгой осады. Константин Багрянородный ясно дает понять, что одной только морской блокады было достаточно, чтобы уморить Херсон голодом. Владимир же обложил город еще и с суши, и притом в то самое время, когда местные земледельцы только должны были приступить к жатве (в Крыму страда начинается в июне). Осажденные не раз пытались вылазками прорвать блокаду («боряхуся крепко из града»), но, видимо, безуспешно. Недостаток в съестных припасах с каждым днем чувствовался все острее. «Изнемогаху в граде людье», — свидетельствует летопись.

Впрочем, чересчур долгая осада грозила бедствиями и самим русам, поскольку они не были привычны к зимним кампаниям, особенно в чужих странах [78]. Владимиру необходимо было взять Херсон до наступления первых холодов. Чтобы ускорить падение города, он начал приготовления к штурму: «повеле приспу сыпати к граду» (велел «землю наносити и присыпати и с горы приступати», — поясняет приказ князя Архангелогородский летописец). По смыслу этого выражения, кстати чрезвычайно редко понимаемого правильно [79], действия осаждавших заключались в том, что они, вероятно под прикрытием лучников, присыпали к подножию выбранного участка стены землю, камни и т. д., стремясь возвести вровень со стенной верхушкой земляной откос, по которому можно было бы взобраться на стену без помощи лестниц.

Горожане, однако, не пали духом и своевременно приняли контрмеры. Дождавшись, когда присыпь скрыла нижнюю часть стены, они сделали под нее подкоп и через него, незаметно для осаждавших, выгребали землю и уносили ее в город [80]. Русы были весьма озадачены тем, что присыпь, несмотря на все их старания, не увеличивается в размерах: «Воины же присыпаху боле, а Володимер стояше [без дела, не имея возможности приступить к штурму]», — сообщает Повесть временных лет; Никоновская летопись еще больше подчеркивает наивное удивление князя бесполезностью его предприятия: «Володимер же зря удивляшеся, яко ничтоже успеваху сыплуще», то есть князь, смотря, наблюдая за ходом работ, удивлялся, что присыпь не увеличивается в размерах.

Если даже Владимир и догадался о хитрости херсонитов, то помешать им было не в его силах. Затея с присыпью провалилась, а другого способа взять город на копье не было. Но тут в дело вмешался случай. По единодушному свидетельству русских источников, Корсунь пала из-за предательства самих горожан. Некий корсунский «муж» по имени Анастас выдал Владимиру секрет местонахождения городского водопровода, послав в сторону русского лагеря стрелу с запиской: «Ко кладезю от восточныя стороны града в град по трубам воды сведены, копав перейми их».

Этому точному топографическому указанию Обычного жития Владимира как будто несколько противоречит сообщение Повести временных лет, где Анастас дает Владимиру другую ориентировку в поисках водопровода, привязывая ее к стоянке русов, расположенной с южной стороны города: «Кладязи, яже суть за тобою от востока». Но, может быть, авторы Обычного жития и летописи, каждый на свой лад, использовали две различные части послания Анастаса, который дал знать Владимиру, что водопроводные трубы выходят из восточной стены Херсона (известие Обычного жития) и тянутся на юг, мимо русского стана, огибая его с востока, как и передает летописец. Это предположение тем более вероятно, что сведенные воедино известия Обычного жития и Повести временных лет полностью соответствуют реальному местоположению и устройству херсонского водопровода. Его линия, состоявшая из двух керамических труб и одного каменного желоба, прослежена археологами на протяжении нескольких километров к югу от города (источник, откуда водопровод брал свое начало, однако, не найден). Входя в Херсон с восточной стороны, водопровод действительно сводил все три водных потока к одной большой цистерне («кладезю»), откуда воду развозили по домам горожан {87} .

Верная истине в этом главном пункте, история предательства Анастаса сохраняет правдоподобие и в деталях. Некоторый фольклорно-сказочный колорит, который придает ей пускание Анастасом стрелы [81], на самом деле вполне гармонирует с общим историческим фоном. Стрела издревле была удобным и подручным средством сообщения между враждующими армиями, особенно при осадах городов; на стреле пересылали официальные предложения, а также угрозы, брань, заклятия и т. д. [82]Выпущенные врагом стрелы обыкновенно подбирали, чтобы впоследствии пустить их обратно, поэтому нет ничего удивительного в том, что послание Анастаса (возможно, это был прикрепленный к стреле кусок бумаги, ткани, кожи и т. п. или же письмена могли быть вырезаны прямо на древке, если понимать буквально сообщение летописи, что Анастас написал свое послание на стреле) не затерялось и рано или поздно попало к своему адресату — князю Владимиру.