Бэзил Дэвидсон - Новое открытие древней Африки

Многие вопросы, касающиеся этих строителей, остаются без ответа. Почему их не покидало чувство опасности? Ведь они построили много фортов, ведь около их зернохранилищ стояла вооруженная стража, иными словами они гарантировали себя от внезапного нападения. Сколько их было? На первый взгляд кажется, что только множество людей могло поднять и взгромоздить один на другой тысячи этих камней. Однако Саммерс в 1951 году сделал вывод, что склоны холмов террасировались постепенно, в соответствии с нуждами растущего земледелия, сравнительно небольшими труппами людей. Обуглившиеся зерна свидетельствуют о том, что местные жители выращивали просо, сорго и стручковые овощи, которые хорошо произрастали здесь благодаря террасированию и ирригации. Однако эти узкие поля на склонах холмов не могли ежегодно приносить большие урожаи. «То, что мы видим сегодня, это всего лишь следы кропотливой обработки земли в течение столетий, маленькая часть большого целого. Сама разбросанность поселений свидетельствует о постоянных переходах на новые поля, а огромное внимание к террасированию указывает на заботливое отношение земледельцев к каждому полезному клочку земли». Эти выводы подкрепляются нашими представлениями о более древних обитателях данного района, которые, несмотря на малочисленность, имели более сильную и централизованную организацию и которым был присущ наряду с независимостью социально-экономический динамизм, утраченный ими впоследствии. Подобно Зимбабве и Мапунгубве, подобно Дхло-Дхло, Ками и многим другим древним поселениям, развалины на границе Родезии и Мозамбика, следовательно, не та «загадка», на которую можно дать ответ, только обратившись к какому-то мифическому народу, пришедшему «извне». Жители тех мест – не чудотворцы, и впечатление от их успехов тем более огромно, если учесть, в каких условиях они существовали. Сохранившиеся остатки их материальной культуры рисуют народ, который создал цивилизацию, пусть грубую и простую, но вполне заслуживающую этого термина. Они создали ее в стране, где никто до них не жил. Тщательным трудом и стараниями они вытеснили отсюда варварство, никто извне при этом не управлял ими. В конце книги мы увидим, что стало с их достижениями, а, пока мы должны только отметить присущий их развитию «фактор мобильности», который в Европе почти исчез после вторжений норманнов и венгров в период раннего средневековья. Каковы бы ни были подлинные причины их исчезновения, эти юго-восточные народы, несомненно, часто враждовали друг с другом. Об этом свидетельствуют не только их форты на вершинах холмов зернохранилища и загоны для скота, окруженные крепкими каменными стенами; португальские документы, относящиеся к XVI веку, рассказывают нам также и об их военных обычаях. Они боялись новых вторжений со стороны менее удовлетворенных и менее оседлых народов (так случилось, например, с «азанийцами», завоеванными северными кочевниками), тем более что их достижения были недавними и слишком хрупкими, чтобы поглотить, укротить и цивилизовать те племена, которые нападут на них и подчинят. Их памятники остались. «Здесь затрачено человеческого труда, – сказал один человек Макайверу в Ниекерке, и Макайвер цитирует это высказывание, считая его ценным, – не меньше, чем на сооружение пирамид, а может быть, и больше». Так это или не так – неважно. Главное то, что Ниекерк и Иньянга, подобно Зимбабве и Вами, представляют собой высшую точку самобытного развития в борьбе с природой, в борьбе за создание общества, которое может занять законное место наряду с другими цивилизациями Африки.

Зимбабве было основано почти одновременно с Ганой, хотя формирование их проходило в совершенно различных условиях. Первые стены «Акрополя» и «эллиптического здания» воздвигнуты ненамного позднее того времени, когда произошло усиление Мали, а Тимбукту и Дженне превратились в центры мысли и учености. Уже на много миль протянулись террасированные склоны, форты на вершинах холмов, подземные хранилища и каменные здания Ниекерка и Иньянти, когда аския Мухаммед правил в Западном Судане.

По мере рассмотрения различных районов цивилизации в континентальной Африке на западе, юге или востоке мы мало-помалу начинаем понимать, что эти цивилизации неуклонно развивались. Даже сейчас, когда у нас не так уж много сведений, нам ясно, что эти смелые народы, идя тем или иным путем, приносили в мир новые идеи и все более овладевали силами природы. Иногда в этом процессе они оказывались впереди, иногда их отбрасывало назад, тем не менее они шли к той же цели и преодолевали те же препятствия, что и другие народы мира. Решение возникавших перед ними проблем было чисто африканским, но побудительные мотивы и особенно движущие силы их прогресса – такими же, как у всего человечества.

Цивилизация... Вправе ли мы употреблять это звучное слово?

Современная наука изменила прежние критерии человеческого прогресса. Дикость, варварство, цивилизация – что все это означает на языке истории? Разве африканская скульптура примитивна? Напротив, утверждает Уильям Фэгг, ее «ставят сейчас в один ряд с величайшими шедеврами мирового искусства». Представители различных художественных школ постоянно посещают музеи, где собраны образцы искусства африканских племен. Изучая эти образцы, они постигают законы скульптуры в той же мере, как и на произведениях великих мастеров древней Греции и Рима, Востока, эпохи Возрождения и современности.

Разве африканская религия примитивна? Наоборот, y многих народов Африки существуют хорошо развитые, даже изощренные религиозно-философские представления о человеке и вселенной. При столкновении с верованиями, выражающими африканскую философию, пишет Темпелс, ложное представление об африканце как о первобытном человеке, «дикаре или человекоподобном существе, лишенном разума, бесследно исчезает». Мы полагали, что развиваем детей, говорит он об отношении бельгийских колониальных властей к африканцам Конго, и все казалось ясным. Однако неожиданно для всех выяснилось, «что мы имеем дело со взрослым человеком, который не сомневается в собственной мудрости, вытекающей из выработанной им философии мироздания».

Очень часто, говоря о «примитивном», «непримитивном», мы подразумеваем уровень технических достижений. Можем ли мы в таком случае назвать «примитивной», «нецивилизованной» культуру железного века в Южной Африке эпохи средневековья?

В связи с этим надо отметить, что португальцы совсем не питали презрения к государствам Африки, с которыми они впервые столкнулись и торговали. Мономотапа, сообщал Барбоша в 1516 году, «это правитель огромной страны. Она простирается далеко в глубь материка до самого мыса Доброй Надежды и Мозамбика». Современники Барбоши полностью доверяли его словам, ибо они подтверждались теми крохами знаний о странах за пределами юго-восточного побережья Африки, которыми располагала тогдашняя Европа. Возможно, что у этих народов не было огнестрельного оружия (вскоре они получили его), но оно в те времена было достаточной редкостью и в Европе. Хотя на флагманском корабле Васко да Гамы и было 20 маленьких пушек из железа и бронзы, его канонирам совсем не казались «примитивными» или «нецивилизованными» мечи или копья. В самой Европе, вернее, в большей ее части воины сражались тем же оружием. А у царей и вождей материка были мощные армии, хорошо знакомые португальцам. Не удивительно поэтому, что они держали в повиновении такие огромные страны. Более того, африканские города на побережье были столь же, а подчас и более цивилизованны, чем многие приморские города Европы. Разве не логично предположить, что города внутри материка были такими же?