Лев Ельницкий - Великие путешествия античного мира

Хотя Эратосфен и повторяет версию Гекатея о лунообразной форме Черного моря, но лишь в виде иллюстрации к собственным соображениям о разделении Эвксинского Понта как бы на две части мысами — Карамбисом, расположенным на пафлагонийском берегу Малой Азии, и Бараньим лбом, находящимся в Крыму. Расстояние между этими мысами не превышает, по его мнению, 1000 стадий. Черное море, соответственно такому взгляду, состояло из двух отдельных морей, соединенных проливом шириной около двухсот километров. Представление об этих выступающих посредине Черного моря мысах восходит, насколько известно, к Эфору, что засвидетельствовано Псевдо-Скимном.

Эратосфен, подобно своим древнеионийским предшественникам, отнюдь не чуждался мифологического материала. Его в особенности, сколько можно судить по отрывочным данным, занимала легенда об аргонавтах, которых он во главе с Ясоном направляет пешком из Колхиды в Армению и Мидию. В этом свидетельстве, быть может, следует усматривать намек на попытку рационалистического истолкования Эратосфеном древней версии мифа об аргонавтах, предполагавшей их возвратное путешествие по Фасису и океану. Эратосфен, видимо, старался истолковать кавказский этап маршрута аргонавтов в свете тех данных, какие Патрокл сообщал о водном пути через Кавказ и Каспийское море в Индию.

Несравненно больше можно сказать об осведомленности Эратосфена в области географии Северной Азии, для описания которой, помимо сочинений спутников Александра Македонского он пользовался, несомненно, и периэгесой Демодаманта, побывавшего у северных рубежей Индии и на Сырдарье. Именно ему, вероятно, Эратосфен обязан своими сведениями о верхнем течении рек Окса и Яксарта и живущих по этим рекам народах.

Эратосфен знает массагетов к западу от течения Окса. Согдиан и саков он помещает к северу от Индии, а частично и бактриан, которых он называет также соседями массагетов, имея в данном случае в виду, может быть, бактрийскую границу на западе на рубеже III–II столетий до н. э. Эратосфенову границу между саками и согдианами по Яксарту, равно как и между согдианами и бактрами по Оксу, находим мы и у Птолемея. В тапирах, между гирканами и ариями, следует видеть, может быть, тех тапуриев-скифов, которых Птолемей локализует в Скифии вместе с анареями и галактофагами у подножия Тапурских гор.

Не в пример спутникам Александра Македонского и авторам, писавшим на основании их данных, Эратосфен осведомлен совершенно точно о раздельности бассейнов Каспийского моря и Меотиды, а также о раздельности и независимости друг от друга рек Окса и Яксарта, с одной стороны, и Танаиса — с другой. По этому поводу он полемизирует с Поликлетом, утверждавшим идентичность Яксарта и Танаиса, в частности, на том основании, что на Яксарте растет ель — растение, по мнению Поликлета не встречающееся в Азии. Эратосфен показал, что ель растет также и в Индии и что именно из елового леса Александр Македонский соорудил свой флот. Страбон прибавляет к этому, что Эратосфен опроверг многие из подобных утверждений спутников Александра, основанные на ошибочных географических представлениях.

Этим исчерпываются данные для суждения о географии Эратосфена как в общих ее чертах, так и применительно к северным странам. Насколько позволяют судить по большей части отрывочные замечания Страбона, Эратосфен пытался привязать изображение обитаемой Земли, полученное им от предшествующей географической традиции, и те поправки, которые были привнесены в IV и III столетиях до н. э., к твердому костяку меридианов и параллелей, проведенных им на основании астрономических определений и арифметических расчетов расстояний. Эратосфен, однако, в своих расчетах отправлялся не от градусной сетки, на которую посредством определения широты и долготы были бы нанесены границы материков, страны, реки, горы и отдельные пункты. Наоборот, его меридианы и параллели были привязаны к некоторым географическим пунктам, находившимся, по его далеко не всегда точным расчетам, на определенном меридиане или параллели. Так, меридиан, проведенный им через Александрию, проходил через Родос, Троаду, Византий и Борисфен — пункты, лежащие в действительности далеко не на одном меридиане, со значительными отклонениями от него к западу и востоку.

Эти искажения бросились в глаза Гиппарху, который на полстолетия позже разделил меридиан на 360 частей и, приняв измерение земного круга Эратосфена, определил протяжение одного градуса в 700 стадий, назвав каждое такое расстояние «климатом». Гиппарховы климаты представляли собой, в сущности, лишь более дробные и регулярные деления тех семи частей обитаемой Земли, которые установил Эратосфен своим разделением меридиана на пространстве от Мероэ до Туле.

Гиппарх не создал своей собственной карты мира и даже не описал ее хотя бы самым схематическим образом. Он лишь указал путь для составления такой карты. По этому пути значительно позже пошли географы Марин Тирский и его ученик Птолемей.

Дальнейшее обогащение географических знаний о северных странах происходило главным образом в результате завоевательных войн, которые Рим вел на северо-западе и северо-востоке своих обширных границ во II–I столетиях до н. э. Эти новые знания не могли изменить общие географические представления, так как сообщали о странах, известных в отдельных чертах уже и ранее, но малоизученных вследствие их отдаленности или неприступности.

Если в эпоху завоевания римлянами Македонии римские легионы проникали в глубь Фракии, то подойти к Дунаю в его нижнем течении довелось впервые лишь Марку Ливию Друзу в 112 году до н. э. и Гаю Скрибонию Куриону в 74 году до н. э., во время их походов против скордисков и дарданов. Эти войны познакомили древних географов с некоторыми отдаленными племенами фракийцев, бастарнов и даков, описание которых со значительными подробностями, заимствованными преимущественно из римских источников, находим мы у Страбона.

Весьма существенные пополнения в географических знаниях кавказских стран были привнесены в древнюю науку в результате римских войн с царем Понта и Боспора Митридатом VI Эвпатором. В 69 году до н. э. Лукулл, преследуя соединенные понтийские и армянские силы, проник глубоко в Армению и взял столицу ее Тигранакерт, незадолго перед тем отстроенную Тиграном II на месте позднейшего Мартирополиса (современный Фаркин в Турции), и проник до древней столицы Армении Артаксаты на Араксе (современный Арташат, близ современного Еревана).

Сменивший Лукулла на посту командующего войсками против Митридата Помпей, преследуя отступавшего противника, проник в 66–65 годах до н. э. в Колхиду, Иберию и Албанию и очутился всего на расстоянии трехдневного перехода от Каспийского моря. Помпея в его походах сопровождал друг его, историк и географ Теофан Митиленский, записками которого широко воспользовался Страбон и другие более поздние авторы, писавшие о Митридатовых войнах и о странах Кавказа [50] О том, в какой степени Страбон в описании Кавказа зависел от Теофана, позволяет судить, в частности, один характерный штрих: Плутарх, также опирающийся и неоднократно ссылающийся на него, в биографии Помпея сообщает, что тот не пошел к Каспийскому морю из-за большого количества пауков и скорпионов. Сообщение о ядовитых пресмыкающихся, а также о скорпионах и пауках в Албании находим мы и у Страбона (XI, 4, 6) в тех же самых словах, что и у Плутарха. Из ссылок самого Страбона на Теофана явствует, что он заимствовал у него сведения о размерах и границах кавказских стран, о численности их населения и соединяющих их путях, равно как и ряд исторических деталей. . Следует сказать, что Страбон и сам, будучи каппадокийским уроженцем, был сведущ в кавказской географии [51] Моаферн, дядя Страбона с материнской стороны, был наместником Митридата Эвпатора в Колхиде. Это обстоятельство лишний раз указывает на связи семьи Страбона с Кавказом, что не могло не отразиться на его изложении кавказской географии, в особенности в ее причерноморской части. ; поэтому описание внутренних областей Кавказа, а также и его черноморского побережья, ставшего более известным с тех пор, как по нему прошел на север Митридат, спасаясь от преследования Помпея, сделано им со значительной полнотой. Для этих описаний, помимо общегеографических трудов своих предшественников, Страбон использовал также историческую и географическую литературу, основанную на локальных данных, в частности сочинения Метродора Скепсийского, Артемидора Эфесского и Гипсикрата Амисенского, живших на рубеже II–I столетий до н. э. и уделивших в своих произведениях много внимания географии Кавказа.