Геннадий Семенихин - Космонавты живут на земле

И пошли у отчима с пасынком раздоры, да такие, что хоть святых выноси. Отчим -- слово, пасынок ему -- два. Ни наяву, ни во сне не мог простить Алексей этого замужества своей матери. А когда заметил, что Никита Петрович всякий раз морщился, если речь заходила о его отце, невзлюбил его еще больше. И однажды вспыхнула меж ними крутая ссора, приведшая к недобрым последствиям.

Была у отчима блестящая иностранная зажигалка. Никогда он сам не служил из-за своего плоскостопия ни в армии, ни на флоте; трофейную эту зажигалку кто-то ему подарил. Стоило только нажать кнопку, крышка зажигалки распахивалась, и оттуда выскакивал маленький чертик, извергающий изо рта огонь. Очень она приглянулась мальчику. ВО время летних каникул, когда агроном находился в поле, взял Алеша ее на игрище с ребятами, да и потерял где-то.

Отчим приехал с поля ночью злой и усталый. Были у него на уборочной какие-то свои заботы и неприятности. Разве мало их у агронома, отвечающего за такое большое хозяйство, каким был совхоз "Заря коммунизма"! Наскоро похлебав щей и молока, захотел он перед сном выкурить папироску. Потянулся за своей любимой зажигалкой -- на месте ее нет. Долго сопел агроном, рылся во всех ящиках и вазах -- нигде не нашел. Тогда, как к последней решительной мере, прибегнул к допросу Алешки. Зажег в его комнате свет и по тому, как тот вздрогнул, сразу понял, что не спит он, а только притворяется спящим. И мгновенно вспыхнула у Никиты Петровича безотчетная злость.

-- Слышь, Алексей, очнись-ка на минуту.

-- Ну чего вам? -- неохотно открывая глаза, протянул мальчик. Он уже с тоской ожидал неизбежной развязки. -- Может, завтра меня спросите? Глаза слипаются.

-- Ты мою зажигалку, случаем, не брал? Весь дом перерыл, отыскать не могу.

-- Брал, -- глухо сознался Алексей, не пытавшийся врать.

-- Почему же на место не положил? -- недобро покосился на него отчим. -- По-моему, если уж взял чужую вещь, то по крайней мере, должен положить ее на место. Это как минимум. Так ведь, кажется?

Мальчик неловким движением опустил на пол босые загорелые ноги, не поднимая головы, подавленно буркнул:

-- А у меня ее нет, Никита Петрович.

-- Как так нет? -- взорвался отчим. -- Что же, ее святой дух забрал, что ли?

-- Я ее потерял, -- еле слышно пробормотал Алеша. -- Мы с ребятами в казаки-разбойники играли, а потом борьбу на Покровском бугре устроили. Там в траве она и пропала. Целый час я ее искал, Никита Петрович. И куда только могла деться!..

Отчим неловко вытер со лба холодный пот, чувствуя, что злое удушье мешает ему говорить.

-- По-по-те-рял? -- тихо переспросил он. И вдруг сорвался, закричал тонким фальцетом: -- Когда чужую вещь берут без спросу и она исчезает -- это не называется потерял. Украл!

-- Я не вор! -- вскинув голову, обиженно сказал Алексей. -- Я не вор, -- повторил он. -- Если беда случилась и я потерял вашу зажигалку, это еще не значит, что я вор. Я копилку свою раскрою и все деньги вам верну, какие она стоит, эта зажигалка. Я в долгу у вас не останусь.

-- Молчать! -- заорал Никита Петрович и в исступлении стал снимать с себя ремень. -- Я тебе сейчас покажу, как чужие вещи без спроса брать. Живо отучу.

Он занес над своей лысоватой головой ремень и стал медленно приближаться к мальчику. И тут случилось неожиданное. Бледный Алешка метнулся к двери, схватил черный задымленный рогач, каким мать вынимала из печи кастрюли и сковородки, и воинственно встал на пороге.

-- Не троньте! -- крикнул он звенящим голосом. -- Слышите, не троньте! Меня еще никто сроду не бил: ни отец, ни мать. Хоть в милицию ведите, если вором считаете, а бить не смейте.

-- Отец, говоришь, не бил, -- злым шепотом продолжал отчим, -- отец не бил... А я тебя огрею, да так огрею, что навек отучу воровать!

Свистнул ремень, и пряжка шмякнула об пол в полуметре от босых мальчишеских ног. Пока озверевший отчим замахивался снова, Алешка как штык выставил вперед рогач и сухими гневными глазами ожег Никиту Петровича.

-- Слышите, не троньте, иначе и я вдарю. И на то, что вы взрослый, не посмотрю.

Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы на заскрипела за спиной у мальчика дверь и на пороге не появилась усталая, вернувшаяся с совхозного поля с последней машиной мать.

-- Батюшки-светы, да что же у вас такое делается! -- воскликнула она, испуганно хватаясь за голову. -- За какие-такие преступления ты его, сиротинушку, пороть собрался, Никита?

Агроном опустил ремень.

-- Полюбуйся. Жулик у нас растет, Алена. Жу-лик! Он у меня зажигалку украл.

-- Да не украл я, мама, -- ставя на место рогач, протянул Алешка совсем уж другим, жалким и плаксивым голосом. -- Я ее только на полчаса поиграть взял и сам не знаю, как она выпала.

Алена Дмитриевна видела нахохлившуюся, решительную фигуру сына, его торчащие на голове, начинавшие курчавиться волосы, видела немытый пол, кровать со смятым одеялом. Неожиданно ей показалось, будто под кроватью что-то блеснуло.

-- Погоди-ка, сынок, -- тяжело дыша, сказала мать, -- что это там у тебя под коечкой виднеется? Слазь, посмотри.

Алеша нагнулся, достал из-под своей кровати не что иное, как ту самую зажигалку, и протянул отчиму.

-- Вот она, -- сказал он обрадованно. -- Зря я считал ее пропавшей. Возьмите свою зажигалку.

Агроном сконфуженно засопел.

-- Он тебя ударил? -- спросила мать.

-- Не-е, -- протянул Алеша. -- Я вовремя отскочил. Его пряжка вот тут только кусочек краски с пола соскребла.

-- Хорошо, Алеша, -- как-то неестественно спокойно сказала мать. -Выдь на несколько минут из дому. Надо нам с Никитой Петровичем перемолвиться.

Когда дверь за мальчиком закрылась, Алена Дмитриевна скинула с головы платок и с побледневшим лицом шагнула к мужу.

-- За что же ты руку на него поднял, Никита? -- спросила она тихо. -За что ты сиротинку вором-разбойником назвал? Или тебе мало, что он до сих пор по отцу погибшему тоскует? Кто тебе дал право над душой его изыматься? Разве не он из школы табель с одними пятерками и четверками принес? Разве не о нем в пионерском отряде самые добрые слова говорят? За что же ты его острой пряжкой хотел секануть?

-- Но позволь, Алена... он же мою вещь без спроса взял.

-- Не позволю! -- повысила она голос. -- Слышишь, не позволю! Была промеж нами любовь, горькая, но была. А теперь ее нет. Вот что я тебе скажу, Никита. Пойди верни мальчишку и немедленно перед ним извинись за то, что вором напрасно обозвал. Дескать, так и так, не будет больше этого, чтобы я руку на тебя подымал, и точка.

-- Но постой, Алена! -- взорвался поначалу оторопевший агроном. -Может, мне еще в ногах у него поваляться прикажешь, ручки ему поцеловать?! Нет уж, извини. Пусть я погорячился, вышел из себя. Но ведь если малец не почувствует крепкой мужской руки, он вовсе от порядка отобьется. Так что не гневись, но я Алешу в строгости и повиновении держать буду.