Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Это вы верно, - сказал Ленин, - только это неинтересно, это общие слова. Вы извините, что я т а к, но нам ведь правду следует друг другу говорить, льстить негоже... Ну-ка, вспомните, пожалуйста, что вас особенно восстановило против хозяев?

- Меня лично?

- Именно так. Только лично. В газету надо из себя писать, Про себя, про то, что знаете.

- Ну, если про меня, тогда... - Ниточкин задумался, потом удивленно поглядел на товарищей. Девушка подсказала:

- Ты об миноносце расскажи...

- Об этом не пропечатаешь, - откликнулся Ниточкин.

- А почему нет? - спросил Ленин, устроившись поудобнее возле стола.

- Да там сраму много, - ответил Ниточкин. - Словом, приехал к нам капитан с адмиралами миноносец принимать. Война еще шла, японец лупцует, ну, гнали мы, ясное дело, работали поверх смены, помощь своим-то надо оказать... Да... Ходил этот капитан с адмиралами, лазал по кораблю, а потом говорит: миноносец не приму, потому как в моей каюте иллюминаторы малы, солнца к обеду не будет, и писсюар не фарфоровый, и очко на толчке бархатом не обтянуто, - очень об заднице капитан тревожился, только чтоб на бархат для облегчения нужды садиться. И ведь не принял. Неделю мы иллюминаторы ему рубили, всю конструкцию меняли, потом писсюар ждали две недели, пока-то из Бельгии привезут, своих нет...

Ленин слушал с закаменевшим лицом, от гнева даже глаза закрыл. Потом, кашлянув, поинтересовался:

- Фамилию капитана помните?

- Как же не помнить - помню. Егоров.

- Вы сейчас рассказали, товарищ, настоящую корреспонденцию, - сказал Ленин. - Именно такие нам и нужны. Но писать труднее, чем говорить. Многие позволяют себе барственное отношение к труду литератора: "Разве это работа, пиши себе, да и только". Писать в газету - это профессия, трудная, ответственная. Но литератор никогда не сможет рассказать так, как рассказали вы, да и знать, видимо, этого он не может - не пустят его по миноносцу лазать... Но литератор может помочь вам, понимаете? Только поменьше общих слов вроде "эксплуататоры, слуги царизма", побольше интересных фактов. Скучная газета - никчемная газета, а газета без правды попросту вредна.

...Перрон Ленин прошел вместе с штабс-капитаном - тот сам тащил баул, бормотал под нос ругательства:

- Власть, если она не может цыкнуть, - не власть... Распустили чернь, низвергли порядок, трусы, либералы, нагайки соромятся...

Ленин шел молча, отмечая про себя множество филеров - буравили глазами пассажиров.

"Кого-то ищут, - понял Ленин. - Вылезли из нор... А может быть, что-то случилось? Кого они так старательно высматривают?"

Высматривали его, Ленина.

...Началось все позавчера днем, когда на стол председателя совета министров Витте была положена новая газета "Молодая Россия", первый ее номер со статьей Н. Ленина - "Рабочая партия и ее задачи при современном положении". Витте сначала обратил внимание лишь на подчеркнутые строки, но их было так много, этих подчеркиваний, что он прочитал всю статью целиком. Прочел - и головой затряс: не пригрезилось ли, как в о з м о ж н о такое?! Просмотрел еще раз, медленно, словно разглядывал запрещенное.

"Никто, даже "Новое Время", - читал Витте, - не верит правительственной похвальбе о немедленном подавлении в зародыше всякого нового активного выступления. Никто не сомневается в том, что гигантский горючий материал, крестьянство, вспыхнет настоящим образом лишь к весне. Никто не верит тому, чтобы правительство искренне хотело созвать Думу и могло созвать ее при старой системе репрессий, волокиты, канцелярщины, бесправия и темноты... Кризис не только не разрешен, напротив, он расширен и обострен московской "победой".

Пусть же ясно встанут перед рабочей партией ее задачи. Долой конституционные иллюзии!"

Витте отодвинул газету" от себя осторожно, долго сидел в раздумье, рисовал профили бородатых старцев на маленьких квадратиках мелованной бумаги, потом вызвал секретаря, Григория Федоровича Ракова, поинтересовался:

- Кто еще читал э т о?

- Все, Сергей Юльевич.

- Скрытое ликование конечно же царствует в канцелярии?

- О да...

- Давно ли вернулся этот Ленин?

- Положительно не знаю, Сергей Юльевич. Злой, видимо, социалист-революционер. Витте поморщился:

- Он социал-демократ... Ну, и что прикажете делать? Вам-то кто положил оттиск?

- Когда я пришел, газета уже лежала на моем столе.

- Со всех сторон ведь, а? Со всех сторон шпильки, - вздохнул Витте. Потребовать ареста редактора газеты и Ленина? Этого только и ждут скандалисты из "Биржевки"...

- Не сочтете ли целесообразным, ваше высокопревосходительство, поручить мне отправить газету на благоусмотрение Петра Николаевича? - осторожно предложил Раков. - Министр внутренних дел, я убежден, предпримет свои шаги.

Витте пожал плечами:

- Понятно, что не в синод надобно отправлять... Помолотил пальцами по столу, взял красный карандаш, поставил напротив статьи огромный вопросительный знак:

- Вот эдак-то будет верно, а?

...Пусть Дурново распорядится, пусть покажет себя, а то все ездит к экс-диктатору Трепову в Царское Село и слезы льет, жалуется на его, Витте, либерализм и на безволие министра юстиции Акимова. Вот и покажите, Петр Николаевич, как надобно поступать в условиях свободы слова и печати, дарованной высочайшим манифестом семнадцатого октября! Вот и покажите, как надобно блюсти закон и корчевать смуту.

Дурново, прочитав статью Ленина, написал на полях: "Директору департамента полиции Эм. Ив. Вуичу. Н. Ленина и редактора Лесневского арестовать немедленно!" Хватит, больше терпеть не намерены, будем руки ломать - или мы им, или они нам.

Гофмейстер Эммануил Иванович Вуич был не просто знатного дворянского рода; Вуичи считались неким средоточием с и л ы в Петербурге, силы, естественно, не решающей, но решения во многом определявшей. Старший брат Василий был женат на Софье Евреиновой - интеллигентность и богатство; Николай, сенатор, счастливо жил с дочерью покойного министра Вячеслава Константиновича Плеве - власть, з н а н и е поворотов; Александр состоял при дворе принца Евгения Максимовича Ольденбургского - поддержка Царского Села.

Ознакомившись со статьей Ленина, гофмейстер вызвал к себе полковника Глазова.

- Глеб Витальевич, голубчик, - сказал ласково, пригласив полковника сесть, - вы мне докладывали, что по ликвидации в Варшаве склада с нелегальщиной было захвачено особенно много социал-демократических брошюр... Я запамятовал, вы называли мне фамилию наиболее читаемого публициста...

- Ленин, видимо.

- А Плеханов?

- Ленин из молодых, крепок и рапирен - говоря языком б е л ь л е т р... Но в Варшаве-то его особенно широко распространяют, потому что секретарь польского ЦК Феликс Дзержинский - давний поклонник Ленина, здесь, так сказать, личные симпатии.