Юлиан Семенов - Горение (полностью)

- Ну как? - спросил Попов. - Отвергаете показания носильщика?

- Может быть, он прав, я запамятовал, вероятно...

- Распишитесь в таком случае, что с показаниями носильщика Ловиньского согласны... Или не согласны?

- Да какое это имеет значение? - Бах пожал плечами. - Если он так говорит, значит, так и было.

- Прекрасно. Теперь откройте чемодан.

Бах открыл крышку и отступил: там, рядком уложенные, лежали оболочки бомб.

- Что, испугались? Железки и есть железки. Или сапожнику известно, как выглядят бомбы-самоделки? Откуда? Где видал?

- Вы сами это подложили! Здесь подложили! - крикнул Бах. - Почему убрали понятых?!

- Ну вот и заговорили, - удовлетворенно протянул Попов. - Просто как адвокат... Извольте занести протест арестованного в протокол, господа. Распишитесь под вашим протестом, Бах.

- Рученьки трясутся, - рассмеялся Павел Робертович. - Раньше еще куда ни шло, легкий мандраже, а теперь колотун, Игорь Васильевич, словно пациент попал в охрану после большого похмелья-с!

- Он трезвенник. Господа революционеры почитают хлебное вино средством для бесстыдного оглупления трудового люда. Так, бедолага? Так, так, я ж ваши речи знаю, слушал... Дайте ему, Павел Робертович, показания Микульской.

- Читай, Бах, - сказал Павел Робертович, подвинув арестованному протокол. - Читай сам, а то решишь - обманываем...

Бах не сразу понял те слова, которые были занесены в протокол опознания вещей, подписанный Микульской. Он зажмурился на какое-то мгновение, потом прочитал снова: "То, что в кожаном маленьком чемодане фирмы "Брулей и сын" находятся три бомбы-самоделки, мне было неизвестно, потому что этот чемодан мне был передан незнакомым человеком, сказавшим, что за ним гонятся. Он просил сохранить чемодан в моей квартире. Записано по моему утверждению верно. Микульска".

Бах хотел было перевернуть страницу, но Павел Робертович папочку у него из рук легко выхватил:

- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:

- Подписывайте, Бах, подписывайте свое показание: "То, что в чемодане бомбы, не знал". Не вывернешься, загнали в угол, господа социал-демократы...

- Я не буду подписывать ни строчки, - ответил Бах. - Пусть мне устроят встречу с Микульской.

- Придет время - устроим, - с готовностью пообещал Попов. - Можете, конечно, не подписывать. Тогда нам снова придется пригласить понятых, и они в вашем присутствии подпишут то, что отказались подписать вы.

В голове Баха тяжело ворочался страшный глагол "подпишите". Попов произносил его ласкающе, будто гурман осматривал кусок мяса, прежде чем отправить в рот.

"Она подписала страшное признание, - думал Бах лихорадочно. - Она напутала так, что не выпутается! Какой человек? Почему подошел к ней? Откуда он знал ее? Наши бы сказали мне про бомбы! Какие бомбы? Уншлихт не мог не сказать: он же доверяет мне!"

- Я могу написать только одно, - сказал наконец Бах. - Я могу написать, что бомбы мне предъявили в отсутствие понятых...

- Пожалуйста, - сразу же согласился Попов. - Это правда, не смею возражать.

- А почему вы так сразу и согласились? - спросил Бах растерянно.

- Да потому, что ваш резон справедлив. Что ж мне - драться с вами?

Бах написал объяснение. Попов внимательно прочитал его вслух:

- "Бомбы в чемодане я увидел в то время, когда понятых в комнате уже не было". Прекрасно. Только справедливости ради добавьте и следующее: "При мне сотрудники охраны бомб в чемодан "Брулей и сын" черного цвета, малого формата, новый, не прятали". Это правда или нет? Мы при вас бомбы не прятали?

- Нет, не прятали.

- Правду написать можете?

- Разве так непонятно? И так все понятно...

- С меня форму спрашивают, Бах! Мы ж порядка хотим достичь в империи! А порядок без тщательного оформления документа невозможен.

- Я иначе напишу.

- Пожалуйста, - равнодушно согласился Попов, но п о д б р о с и л: Только чтоб ясно было, о чем идет речь.

Бах написал: "После того, как понятые ушли, мне предложили открыть чемодан, и там я увидел бомбы".

- Ну-ка, вслух, - попросил Попов. - Как это на слух, в военно-полевом суде будет звучать?

Бах почувствовал, как его начало трясти: военно-полевой суд означает виселицу. Расстрел в лучшем случае.

- Ну-ну, смелей, Бах! - усмехнулся Попов. - Что вы кадыком елозите? Читайте! Имейте в виду: от того, как э т о ваше показание будет звучать, многое зависит, о-о-очень многое! Я могу вынести на суд показание носильщика про то, что вы, именно вы несли чемодан с бомбами, а могу это показание ошельмовать другим, которое опровергнет первое: нес чемодан сам носильщик. А могу и вовсе это показание обойти молчанием. Коли я докажу, что вы несли чемодан, - веревка вам обеспечена, в крае военное положение, Бах, нам не до шуток.

- Показанию одного извозчика не поверят!

- Носильщика, носильщика - ишь как разволновался, - заметил Павел Робертович. - Извозчик против тебя не показывал.

- Против вас Микульска показала, - лениво заключил Попов, - прочитайте ему то место.

- Нет, я сам хочу прочитать, - возразил Бах, откашлявшись, голос сел, звучал глухо.

- Пожалуйста, - согласился Попов. - Пусть он прочтет, Павел Робертович. Дайте ему листок.

"В о п р о с: Кто нес опознанный вами чемодан, принадлежавший неизвестному вам господину?

О т в е т: Мне помогал его нести мой спутник.

В о п р о с. Как зовут вашего спутника?

О т в е т: Его зовут Ян Бах.

В о п р о с: Что вы о нем можете сказать?"

Ответа на этот вопрос Баху не показали, и он понял, что тонет, тонет.

- Итак, - подстегнул его Попов. - Написали? "В моем присутствии бомбы в чемодан сотрудники охраны не клали". Что-нибудь мешает? Хотите заменить слово?

Бах написал фразу, продиктованную Поповым, расписался, посмотрел на полковника затравленно.

Попов поднялся, пошел к двери, там задержался, пальцами обхватив медную, начищенную до блеска ручку.

- Слушайте, Бах... Слушайте меня и верьте. Коли вы не дадите слово написать все о тех людях, которые направили вас к Микульской; что они говорили о ней; когда они заметили за нею филерское наблюдение; почему верили, что Микульска решится принять ваше предложение и уйти с вами, - если вы не напишете обо всем этом самым подробным образом, вас вздернут. Материала у меня хватит. Микульска, как понимаете, все расскажет, она человек во всем этом деле случайный. Ваша судьба - в ваших руках. Решайте, Бах, решайте... 22

Ротмистр Сушков вызвал Микульску на допрос вечером, предупредив поручика Павла Робертовича и его помощника, что они, вероятно, понадобятся ему позже, и посоветовал заказать в трактире пана Адама ужин: коробки с деваляями, хрустящим картофелем и поросенка под хреном обычно приносила племянница хозяина Ева.

...Сушков направил на лицо Микульской свет лампы, сразу же отметил страх в ее глазах; легкую паутинку морщинок, которую не скрывала уже косметика - за сутки сошла; особый тюремный отпечаток, который более сильно заметен на женщинах: пряди волос, выбившиеся из некогда высокой прически, следы от колец на пальцах, пустые дырочки в мочках ушей - гребни, перстни и сережки забирали при аресте.