Дмитрий Зыкин - Как оболгали великую историю нашей страны

Тщательная проверка показала полную несостоятельность этих подозрений, однако шумиха вокруг случившегося заставила Мясоедова уйти в отставку. Но в 1911 году по ходатайству Сухомлинова его вернули на службу и направили в распоряжение военного министра. И вот в следующем году опять вокруг Мясоедова начал созревать новый скандал на шпионскую тему. Департамент полиции указывал на то, что Мясоедов знаком с неким Фрейдбергом, сам Фрейдберг общается еще с каким-то лицом, а это лицо в свою очередь имеет деловые отношения с секретным сотрудником при германском штабе. Вот такая вот замысловатая цепочка, последнее звено которой находится довольно далеко от Мясоедова.

Впрочем, сверхбдительность в предвоенную эпоху — не порок, и департамент полиции для того и создан, чтобы отслеживать все, даже призрачные, признаки шпионажа. Плохо другое: то, что эти подозрения стали достоянием прессы. Судя по всему, каналом утечки был друг Гучкова генерал Поливанов, будущий участник Февральской революции, который, кстати, удержался на крупном посту даже при большевиках.

Тут же Гучков задействовал свои газетные связи, и началась шумиха. Ее лейтмотивом стали выпады против Сухомлинова, который якобы покровительствует темным личностям. Самое смешное заключается в том, что в прессе умудрились обвинять Сухомлинова еще и в насаждении жандармского сыска в армии! То есть критиковали за потворство «шпионам» и за борьбу со шпионажем одновременно.

Противоречивость нападок, инициатором которых был один и тот же человек — Гучков, лишний раз показывает, что кампания в прессе не имела ничего общего с защитой государственных интересов, а была построена по принципу «каждое лыко в строку». Дело дошло до дуэли между Гучковым и Мясоедовым, впрочем, оба остались живы, а тем временем официально было объявлено, что подозрения в адрес Мясоедова ничем не подтверждаются. Дальнейшая проверка, в рамках которой Гучкова вызвали на допрос, показала, что у него нет никаких доказательств. Скандал некоторое время продолжался по инерции, но в конце концов затих. Его заслонила начавшаяся война.

О первых операциях 1914 года мы уже говорили в первой части книги, затронули и так называемое Великое отступление. Однако тогда мы обошли вниманием ситуацию на внутреннем фронте, а, как показала история, именно там и решилась судьба русской армии и всего государства. Сейчас пришло время осветить эти вопросы.

В начале 1915 года русская армия потерпела чувствительное поражение. Немцы планировали окружить 10-ю русскую армию, и хотя им этого сделать не удалось, наш 20-й корпус в результате тяжелых боев перестал существовать. Для великого князя Николая Николаевича, который тогда был верховным главнокомандующим, это оказалось сильным ударом по престижу. Он посвятил жизнь военной службе, считал себя крупным военачальником и поражения воспринимал особенно болезненно. Великий князь взялся искать виноватых, и, разумеется, виноватыми были кто угодно, только не он сам. Поначалу попытались судить генерала Епанчина, но в его действиях не нашли ничего предосудительного. Генерал Сиверс был смещен с поста командующего 10-й армией.

Теоретически следствие могло бы заняться генералом Будбергом, однако он-то как раз проявил себя проницательным военачальником: во время боев правильно оценил обстановку и выдвинул ряд здравых предложений, которые были проигнорированы начальством. Так что и здесь Николая Николаевича ждало бы фиаско. Однако на счастье великого князя и на свою беду в штабе 10-й армии оказался Мясоедов. В свете событий его прошлого он как нельзя лучше годился на роль шпиона, который и должен был ответить за все.

Когда началась война, Мясоедов рвался на фронт. Его не брали, помня, какой шлейф скандалов тянется за этим человеком. Он обращался с просьбой к Сухомлинову направить его в армию, но военный министр ему не помог, хотя и подчеркнул, что ничего не имеет против. Тогда Мясоедов попытался заручиться поддержкой генерала Курлова, но и здесь не получил помощи. Тем не менее осенью 1914 года генерал Будберг взял его в штаб переводчиком, а также для осуществления разведывательной деятельности. На фронте Мясоедов показал себя с наилучшей стороны, наладил рейды к немцам за «языками», причем участвовал в них сам. Его личная храбрость заслужила высокую оценку командования. А в это время в Россию из Швеции прибыл некий Кулаковский (Колаковский), который заявил, что в плену был завербован немцами. Его переправили в Россию через Стокгольм, поручив выполнение целого ряда специальных заданий. На допросах Кулаковский фонтанировал историями, которые могли бы лечь в основу низкопробного авантюрного романа.

По словам Кулаковского, он должен был, ни много ни мало, убедить коменданта Новогеоргиевска сдать крепость, разжечь антирусские настроения в Польше и на Украине, а главное... убить великого князя Николая Николаевича. И все это должен был сделать один человек. Между тем немецкие источники говорят о том, что Кулаковскому приказали всего-навсего собрать информацию о настроениях в Петрограде и установить связь с революционерами, а потом вернуться обратно. Вот это похоже на правду, и характерно, что на первых допросах Кулаковский даже не упоминал Мясоедова. Однако спустя некоторое время заявил, что немцы сообщили ему фамилию связного в России. Им, по словам Кулаковского, и был Мясоедов.

Несуразность показаний сразу бросается в глаза. Кулаковский не знал, что его «связной» находится на фронте, а немцы не сказали ему, где он вообще живет. Интересные методы у германской разведки: направить своего агента на встречу с другим своим «агентом», но не снабдить первого информацией о нахождении второго.

Вскоре Кулаковский отказался от показаний относительно покушения на Николая Николаевича. Дело явно было шито белыми нитками, однако Мясоедова арестовывают 3 марта 1915 года в Ковно. Затем начался шквал обысков у родных и знакомых Мясоедова, и сведения об этом мгновенно попали в прессу. Никаких улик найдено не было, дальнейшее следствие в этом смысле также не дало результатов.

В конце концов дело передали на рассмотрение военно-полевого суда, что, кстати, было нарушением военно-судного устава. Таким образом, Мясоедов не мог рассчитывать на адвоката, более того, из десяти свидетелей в суд вызвали только четырех. Решение такого шутовского «суда» уже не вызывало сомнений: в ночь на 19 марта (1 апреля) Мясоедова казнили через повешение. Вскоре об этом последовало официальное сообщение, которое тут же растиражировала пресса. Гучков мог торжествовать, все его довоенные обвинения и подозрения «подтвердились». Из клеветника, пустого интригана он превратился в прозорливого государственного деятеля, который заранее предупреждал о «гнезде шпионажа» в русской армии, да только «прогнивший режим вовремя к нему не прислушался» .