Юлиан Семенов - Лицом к лицу

...В час ночи я был в Асконе, что в Тессине. Город жил сумасшедшей, веселой, южной жизнью. На набережной, за столиками, вынесенными из кафе, сидели сотни, нет, какое там, тысячи людей; говор был многоязыким; одеты все по-летнему, и трудно было представить себе, что в трех часах езды отсюда снег, а если подняться чуть повыше, - хрустит мороз и горные лыжники готовятся к завтрашним скоростным спускам по бело-голубой наледи.

Я выпил кофе, съел пиццу и обрушился на кровать - такие остались только в Италии и Испании: крестьянские, деревянные, с высокими спинками, невероятно скрипучие, но за этим-то именно скрипом и сокрыта надежность, и чудится, что вот-вот продет старая бабушка, прикроет тебя одеялом, погладит по голове, рядом присядет и сказку расскажет.

Утром я позвонил по телефону, который дал мне Фред.

- Кто? - удивился Бруно. - Семенов? Русский? Из Москвы? Очень интересно. Конечно, я помогу, чем могу. Приходите, обсудим проблему.

Я нашел его маленький домик на окраине Асконы; седой доброжелательный человек провел меня по своему крошечному садику, мы присели на скамейку, в тень; я рассказал, что ищу дом фрау Эрбиг, Фред повторил, что он готов помочь в поиске.

- Так начнем, - сказал Бруно. - Что вас интересует в первую очередь?

- Адрес фрау Эрбиг.

Бруно достал книгу телефонов, пролистал ее, протянул мне:

- Доктор Эрбиг устроит?

- Вполне, это ее покойный муж.

- Что ж, это дом на набережной, один из самых фешенебельных в Асконе.

- Посмотрим?

- И поговорим с хозяйкой.

- Преждевременно. Сначала необходимо получить свидетельство Фреда, что он видел Янтарную комнату в этом доме. Тогда надо начинать разговор.

- Он обещал вам прислать такое свидетельство?

- Да.

- Едем.

И мы поехали.

...В холле дома на набережной было прохладно, светло и чисто; каменный пол натерт каким-то маслянистым раствором, и из-за этого было до того скользко, что приходилось балансировать руками.

- Вы не упадете, - услышал я голос за спиною. - Идите спокойно.

Мы с Бруно обернулись: пожилой мужчина в униформе, напоминающей ту, в которую очень состоятельные люди одевают своих шоферов, - гладко-синий костюм касторового материала, белая рубашка с карманами и погончиками, шерстяной синий галстук, туфли, отчего-то всегда лакированные. Человек, который рассматривал нас, выйдя из-за небольшой стеклянной двери, видимо там была комната консьержа, был хмур; лицо словно высечено из камня.

- Добрый день, - сказал Бруно. - Мы хотели бы поговорить с фрау Эрбиг.

- По какому вопросу?

- По интересующему ее, - ответил Бруно.

- Фрау Эрбиг нет дома. Она приезжает сюда из Швейцарии или Германии по четвергам.

- Господин, - Бруно кивнул на меня, - интересуется художественными ценностями...

- Да, художества у госпожи Эрбиг много - и скульптуры, и картины, и мебель, и оружие - чего только нет!..

- А нельзя попросить вас о любезности показать нам коллекцию?

- Ее квартира заблокирована, - ответил консьерж. - Вы же знаете, как сейчас бандитствует мафия.

- Скульптуры на балконе верхнего этажа тоже принадлежат фрау Эрбиг? спросил я. - Их видно, если смотреть на дом с той дороги, которая ведет к итальянской границе.

- Да, это ее скульптуры. Но самые ценные вещи хранятся в комнатах, которые связаны с полицейским центром по охране сейфов и драгоценностей.

- И у вас нет ключа от ее квартиры? - спросил Бруно, включаясь в д е л о. - Мы были бы весьма признательны вам.

- У меня есть ключи, но нет кода, мой господин, - ответил консьерж, сразу же приедет полиция.

Когда мы вышли, я спросил Бруно:

- Отчего он все это рассказывал?

Тот пожат плечами:

- Он же натирает пол, чтобы скользило, но не падалось... Как можно любить сверхбогачей? Их ненавидят... А вот до границы с Италией от ворот дома фрау Эрбиг пять километров, и это самая мафиозная дорога, какая только есть, не считая пары дорог в Сицилии... Вам надо поторопиться к Фреду, нужно иметь на руках его свидетельство. Если дама узнает о том, что кто-то что-то ищет, ее поступки могут быть непредсказуемыми...

Вечером я вернулся в Женеву, а оттуда первым же рейсом вылетел в Москву.

И в редакции, и в Союзе писателей мне помогли с полетом в Испанию, на Канарские острова: дело действительно вырисовывалось интересным, хотя и в достаточной мере странным. Впрочем, сплошь и рядом странным кажется нам то, к чему мы не готовы. Далеко не всегда мы можем управляться с неожиданным. Уметь приготовить поколение к стремительному слому привычного - задача непростая, но крайне важная, ибо век НТР диктует человеку, следящему за движением космических (или околокосмических) тел, необходимость принимать моментальное решение: нет времени для обсуждения всех деталей с начальством; на все про все отпущены секунды; научись сам принимать решение, иначе история не простит нам заторможенности, или же лени, или страха за собственную точку зрения.

... Возвращаясь к н е о ж и д а н н о м у делу Шрайдера, пришлось еще раз проанализировать факты.

Действительно, письмо Шрайдера могло (и может) показаться странным. Однако если исследовать дело не изолированно, а вкупе, то можно найти объяснение. Впервые большая советская газета рассказала о поиске похищенных культурных сокровищ из Советского Союза. Впервые было названо имя гражданина Георга Штайна, впервые было сказано, ч т о, г д е и к а к он ищет. Не замечать публикации советской прессы, как это пытаются делать на Западе, можно, но - до определенной степени. Думать, что развитие мира возможно без Советского Союза, - наивно. Такая точка зрения отличается м а л о с т ь ю, ущербностью, а потому обречена на опрокидывание; как говорил кто-то из великих американцев: "Можно короткое время обманывать всех людей, долго поддается обману малая часть населения, но постоянно лгать всему народу невозможно". Хорошая мысль, но, думается, необходимы коррективы, увы, не в ее пользу: во времена фашизма, шовинизма, гонения на науку лгать можно долго, Ох как долго... Свидетельствую: хороший спектакль, смелая статья политического обозревателя, умная книга находят себе дорогу на Запад; совершенно заблокировать по-настоящему атакующее, своеобычное, содержащее новую информацию практически невозможно. Другое дело - на какое количество людей это выходит, кто перепечатывает тебя, кто предоставляет подмостки твоему театру, какой зал экспонирует твою живопись. Но ведь что узнал один человек, то узнает еще сто, по крайней мере.

...Итак, Шрайдер узнал о поиске Георга Штайна и о том, что мы поддерживаем его в этом деле и гордимся его честностью.

После этого он написал нам. Что двигало им? Желание помочь справедливости? Видимо. Личный интерес? Конечно.

...Да, вполне возможно, что Шрайдер, которого бросила племянница богатейшей фрау, предварительно разорив, хочет, использовав поиск, получить свою материальную выгоду. Бог ему судья. Нас же интересует судьба русского культурного богатства, это - главное. То, что он не просил денег вперед, то, что он хотел получить свое лишь после того, как Янтарная комната будет вывезена, говорило в его пользу. Впрочем, я отдавал себе отчет в том, что, произнося "дважды два", ответ Шрайдер держал для себя: фрау Эрбиг, мог полагать он, узнав о начале дела, предложит ему отступного; он забирает назад свое показание, и на этом все благополучно прекращается. Однако, как объяснили мне ушлые юристы из ФРГ, отобрать показание, данное добровольно, без всякого побуждения с чьей-либо стороны, не так просто и чревато определенного рода последствиями. Слово сказанное не исчезает. Написанное - тем более.