Кристофер Дейвс - Рэт Скэбис и Святой Грааль

– Надо будет сегодня почистить линзы, – сказал я себе, убирая камеру в сумку.

В дверях возник Скэбис:

– Ты что, решил здесь поселиться? Все уже сели в автобус. Ждут только нас с тобой.

Я вышел из церкви. Скэбис курил, дожидаясь меня снаружи. Он сделал последнюю затяжку и затушил окурок о край металлической урны. День выдался теплым и солнечным, но мне почему-то казалось, что на улице под ярким солнцем было гораздо прохладнее, чем внутри, в каменной церкви. Полный бред. Так не бывает. Но в церкви действительно было теплее, чем снаружи.

– Да, я тоже почувствовал, – сказал Скэбис, когда я ему рассказал о своих ощущениях. – Такое всепроникающее тепло. Это место действительно особенное. И та штуковина в дальнем углу… очень странный объект. Что-то в нем было такое… Мне действительно не хотелось его отпускать. Как будто что-то меня держало.

– Но ведь ты придурялся, да? Как с алтарем?

– С алтарем придурялся. А с той штуковиной – нет. Меня действительно что-то держало. Я сам испугался. У меня до сих пор руки покалывает.

Я по-прежнему не знал, верить ему или нет. Но как только мы сели в автобус, я вдруг почувствовал жар в ладонях. Я приложил ладони к щекам – они были горячими. Причем только ладони. Пальцы и тыльные стороны кистей оставались нормальными. А еще через четверть часа у меня заболели все бугорки на ладонях, на обеих руках. Эта тупая, ноющая боль прошла только под вечер.

Ключ в замке сен-сальверской церкви – это был впечатляющий фокус, даже если его появление объяснялось не действием неких мистических потусторонних сил, а простым телефонным звонком. Видимо, Генри заранее предупредил смотрителя церкви, что мы приедем, и тот оставил ключ в двери. Но даже обширные связи Линкольна, у которого были знакомые во всех деревушках вокруг Ренн-ле-Шато, не помогли нам проникнуть в церковь Ренн-ле-Бэна. Церковь была закрыта, причем закрыта наглухо, при полной бесперспективности поисков ключа – точно так же, как в те разы, когда мы со Скэбисом и Бельи пытались попасть туда в нашу первую поездку в Лангедок в начале лета.

Впрочем, Генри не сильно расстроился и повел нас на кладбище, где тоже было немало любопытного. К примеру, могила Жана Вье, который служил приходским священником в Ренн-ле-Бэне с 1840-го по 1872 год, то есть до самой смерти. Дата смерти на надгробии Жана Вье выглядит так: «1 er 7bre 1872».

– Обратите внимание, – сказал Генри, – дата рождения стоит вверху, потом идет имя, а потом – дата смерти. Прочитать можно «Жан Вье, один, семь» или «Жан Вье, семнадцать». Некоторые предлагают читать имя с фамилией в одно слово, и тогда «Jean Vie 17» можно интерпретировать как «Janvier 17», то есть «17 января». Версия вполне даже правдоподобная. – Генри пожал плечами. – Если вам хочется в это верить.

Чем больше я слушал Генри Линкольна, тем сильнее поражался его познаниям во всем, что касается тайны Ренн-ле-Шато. Хотя, с другой стороны, ничего удивительного в этом не было: человек, посвятивший больше половины жизни тщательному изучению какого-то вопроса, просто обязан знать свой предмет до мельчайших подробностей. При этом Генри всегда избегал категоричных суждений и часто использовал фразы типа «существует теория» или «по мнению некоторых специалистов». Он любил повторять: «Если факт не является очевидным и доказуемым, не верьте ни единому слову», – и позволял себе высказать утверждение, что дважды два – это четыре, только в том случае, когда сам был уверен, что у тех фактов, которые он излагает, имеются неопровержимые доказательства (как, например, в случае с «сакральной геометрией», которая ему представлялась вполне доказуемой и очевидной). Но, даже будучи на сто процентов уверенным в своей правоте, он непременно вставлял в предложение слово «видимо». Потому что он знал, что среди людей, живо интересующихся Ренн-ле-Шато, есть немало таких, кто готов бить себя в грудь и доказывать с пеной у рта, что дважды два будет пять, или шесть, или семь. Или семнадцать.

Как вполне справедливо заметил Генри, могила Жана Вье представляется странной только в том случае, если ты преднамеренно ищешь в ней странность. Она связана с тайной Ренн-ле-Шато лишь постольку, поскольку тебе самому хочется в это верить. Само по себе, безотносительно ко всему остальному, прочтение имени священника и единицы с семеркой как указания на дату «17 января» – это классический пример «подтасовки», когда очень хочется выдать желаемое за действительное. Но если подставить в наше уравнение другие «странности»? Скажем, то обстоятельство, что после смерти Жана Вье приходским священником в Ренн-ле-Бэне стал Анри Буде, как мы помним, большой друг Соньера; что аббат Вье был похоронен рядом с Полем-Урбеном де Флери, внуком Марии де Бланшфор, причем тело Поля-Урбена де Флери впоследствии перенесли на другой конец кладбища, и даты на новом надгробии не совпадают с датами на старом на старом надгробии год рождения стоял 1776-й, а на новом стоит 1796-й, и это при том, что, согласно архивам записей актов гражданского состояния за тот период, Поль-Урбен де Флер родился в 1778 году.

– Может быть, это был тот же резчик, который неправильно выбил дату на надгробии Марии де Бланшфор, – шепнул мне Скэбис. – Представляю, как все напрягались на этого дядьку, у которого явно была беда с цифрами.

Под конец нашей экскурсии по кладбищу Генри рассказал про небольшой деревянный крест, который раньше стоял у самой дальней стены. Этот крест отмечал не могилу, а место для будущего захоронения, купленное заранее.

– На кресте было имя: «Плантар», – объявил Генри в лучших традициях Орсона Уэллса. – Пьер Плантар купил этот участок, но впоследствии его не использовали. Плантар похоронен совсем в другом месте. Тем не менее он купил этот участок. Причем, когда покупал, оговорил очень четко, где именно он должен располагаться.

По словам Генри, если соединить прямой линией место, купленное Плантаром на кладбище, и церковь в Ренн-ле-Шато, эта линия пройдет точно через обелиск на крыше церкви Ренн-ле-Бэна и мегалит, расположенный на склоне холма между двумя деревнями. Раньше вершину этого мегалита венчало резное изображение человеческой головы. Местные называли его «La Tête de Dagobert» («Голова Дагоберта»). Однако Анри Буде зачем-то отломал голову и вмуровал ее в стену своего дома при церкви. В середине 1970-х годов каменная голова таинственным образом исчезла, но у Генри были ее фотографии – причем были с собой, и он пустил их по рукам, чтобы все посмотрели. Также он показал нам репродукцию рисунка девятнадцатого века: голова с мегалита, вид сзади. На затылке был выбит магический квадрат – SATOR, AREPO, TENET, OPERA, ROTAS, – точно такой же, какой мы видели в отшельнической часовне в ущелье Галамю два дня назад.