Николай Кирмель - Спецслужбы Белого движения. Контрразведка. 1918-1922

Согласно требованиям центрального органа контрразведки начальники КРП должны были представлять руководителю КРО еженедельные сводки агентурных сведений по своему району. Однако это требование выполнялось не всеми начальниками пунктов [63] РГВА.Ф. 39515. Оп.1. Д. 166. Л. 32. .

И фронтовые, и тыловые контрразведывательные органы при проведении оперативно-розыскных и следственных действий руководствовались постановлением Совета министров «О правах и обязанностях чинов военной контрразведки по производству расследований» от 3 мая 1919 года. Колчаковское постановление принято почти в той же редакции, что и «Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведывательной службы по производству расследований», принятое Временным правительством в 1917 году. Разница лишь в том, что белогвардейцы расширили права начальников КРП [64] РГВА. Ф. 39617. Oп. 1. Д. 240. Л. 10–11. .

В документе сказано, что начальники отделений и пунктов, их помощники и классные чины при содействии милиции имели право производить обыск и предварительный арест заподозренных лиц на основании ордера, выданного их начальниками.

При оперативной разработке контрразведчики должны были собрать достоверные и достаточно полные данные, уличавшие подозреваемых в преступных действиях лиц, после чего начальник КРО передавал сведения судебным и милицейским властям для производства ареста.

В течение суток начальник отделения или пункта должен был опросить задержанных и постановить или об освобождении их из-под стражи, или о дальнейшем задержании (до двух недель). Задержание до месяца продлевалось начальником гарнизона или другим соответствующим начальником, до трех месяцев — генерал-квартирмейстером, начальником штаба округа на ТВД [65] ГАРФ. Ф. р-7490. Oп. 1. Д. 4. Л. 31–32; РГВА. Ф. 40218. Oп. 1. Д. 206. Л. 13–14. .

Оконченное расследование направлялось в военно-окружные или окружные суды, где судьбы обвиняемых решали несколько офицеров. Однако приговоры утверждались высокопоставленными военными, обладавшими правом предания военно-полевому суду. Первоначально этим правом на театре военных действий наделялись начальник штаба Верховного главнокомандующего, командующие армиями, командиры корпусов, главные начальники военных округов. Впоследствии командармы могли предоставлять такие полномочия начальникам крупных гарнизонов и уполномоченным по охране государственного порядка и общественного спокойствия.

Но при этом, как отмечают очевидцы, органы безопасности, чья компетенция ограничивалась проведением предварительного следствия, превышали свои полномочия, злоупотребляли служебным положением, совершали произвол в отношении арестованных. Об ужасах, творившихся в застенках колчаковской контрразведки, писали не только красные, но и белые.

Например, бежавший в Сибирь после поражения Ярославского восстания командир 1-й Латышской стрелковой бригады К.И. Гоппер намекал на участие контрразведки в расстрелах и убийствах политических противников колчаковского режима [66] Гоппер К. Начало и конец Колчака // Гражданская война в России… С. 140–141. .

Министр иностранных дел российского правительства И.И. Сукин в своих «Записках», со ссылкой на ходившие рассказы, писал о том, что некоторые контрразведки не только держат в застенках ни в чем не повинных людей, «но стараются получить показания пытками и угрозами. По мере ухудшения военного положения на фронте и логически следовавшей за ним милитаризации власти, деятельность этих контрразведок развилась до такой степени, что они стали сильнее, чем само правительство» [67] Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 426. .

Военный министр барон А.П. Будберг считал, что «контрразведка и охранка всегда требовали особого контроля и умелого наблюдения, ибо при малейшем ослаблении надзора они делались скопищем всякой грязи и преступлений» [68] Будберг А. Указ. соч. // Гражданская война в России… С. 281. .

Попытки поставить спецслужбу под контроль со стороны высшего военно-политического руководства, надо полагать, предпринимались, но насколько они были эффективными, сказать сложно. Известны случаи, когда некоторые командиры оказывали противодействие проверяющим лицам. Например, товарищу прокурора иркутской судебной палаты Тучкову удалось проверить лишь 20 дел из 200, после этого атаман И.М. Гамов запретил выдавать ему документы. Лишь вмешательство вышестоящих военных властей помогло прокурору завершить проверку [69] Звягин С.П. Правоохранительная политика А.В. Колчака. Кемерово, 2001. С. 155. .

По итогам проверки делопроизводства канского и красноярского контрразведывательных пунктов прокурор иркутской судебной палаты 29 сентября 1919 года направил прокурору Красноярского окружного суда свое представление об устранении нарушений [70] Звягин С.П. Указ. соч. С. 156. .

Имели место случаи привлечения судебными властями некоторых чинов контрразведки к ответственности за проступки и преступления [71] РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 52–52 об. .

Как свидетельствуют некоторые документы, ответственность налагалась в зависимости от совершенного проступка. Так, начальник штаба Иркутского военного округа генерал-майор А.И. Вагин, получив от управляющего Иркутской губернии сообщение о взятых сотрудниками Черемховского КРП подводах у местного населения без ведома местной земской управы и проведя дознание, наложил на документе следующую резолюцию: «Я требую, чтобы чины контрразведки являли собой пример образцового исполнения закона и безупречного отношения к населению. На виновных наложить дисциплинарное взыскание, а при повторении подобных случаев привлечь к более суровой ответственности» [72] РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 45–45 об. .

26 ноября 1919 года начальник КРО штаба Иркутского военного округа разослал начальникам КРП письмо, в котором сообщил о поступающих к нему жалобах на некоторых чипов и объяснял подчиненным, что на чинов контрразведки возлагается обязанность по поддержанию законности, и предупредил о применении строгих и решительных мер «вплоть до предания суду включительно» [73] РГВА. Ф. 40321. Oп. 1. Д. 18. Л. 52–52 об. .

Иными словами, чины контрразведки получили предупреждение. Возможно, угроза о предании суду была формальная, т. к. в конце ноября 1919 года уже многим становилось понятным, что падение колчаковского режима неизбежно.

Очередная реформа военно-управленческого аппарата, проведенная в соответствии с приказом начальника штаба ВГК № 558 от 25 июня 1919 года, в основном коснулась центрального аппарата контрразведки. Напомним, руководство фронтовыми и тыловыми органами безопасности сконцентрировалось в руках 2-го генерал-квартирмейстера. Но при этом реорганизация не затронула всей системы, которая продолжала оставаться громоздкой и трудноуправляемой. Как отмечал генерал-майор П.Ф. Рябиков, сложно «…было направлять работу в армиях на всей громадной территории Сибири и Дальнего Востока. Большое количество контрразведывательных органов, постоянная между ними нездоровая конкуренция, сопровождаемая иногда «подсиживанием» друг друга и взаимными интригами, отнимала много времени для очищения… контрразведывательной атмосферы» [74] ГАРФ. Ф. р-5793. Oп. 1. Д. 1 г. Л. 138–138 об. .