Владимир Хрусталев - Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых

Петроград. 5 сентября, вторник.

Обстановка все такая же. Около 1 ч. заезжал Зиновьев, кот. привез о здоровье Коки вести. В 2½ был Вестфален, а в 3 ч. M-r Жюль остриг Беби ( сын Георгий. — В.Х. ) длинные волосы и он выглядит теперь гораздо лучше, он сразу преобразовался из девочки в мальчика. Днем я читал Тургенева. Погода утром была ясная, потом дождливая, 11°.

Петроград и Гатчина. 6 сентября, среда.

С вчерашнего 9 ч. вечера я начал полную голодовку по совету Вестфалена, ввиду того, что боли не проходили. Днем был Вестфален. Между 5 и 6 ч. был Козьмин. Решено было около 9 ч. вечера выехать в Гатчину. К назначенному времени мы были готовы, но за нами приехал Козьмин только в 10¼. Его задержал разговор по прямому проводу со Ставкой, откуда он спрашивал разрешение Керенского о нашем переводе в Гатчину. Кортеж наш состоял из 5 моторов, из кот. два наших. Наташа, дети и я ехали на Паккарде, с нами ехал Козьмин. Впереди шли два автомобиля с людьми и вещами, а сзади ехали: мисс Ним, Джонсон и комендант на закрытом автомобиле, наконец, последним шел Р.Р. с охраной. Приехали в Гатчину в 12¼ ночи. Встретили Шлейфера, кот. с этого момента снова сели с нами под арест. Вскоре все пили чай в столовой, — были Козьмин и Лаврентьев и были интересные разговоры. Я же пошел спать сейчас же по приезде. Приятно было возвратиться, наконец, домой. Погода была солнечная до вечера, 11°, ночью пошел дождь.

Гатчина. 7 сентября, четверг.

Встал очень поздно. Боли, наконец, прошли. От 12 до 6 ч. лежал на диване в саду. Александр Н[иколаевич] читал, а потом перешел в кабинет. Котон навестил. Вечером все сидели у меня в кабинете. Погода была чудная, но сильный ветер, северо-западный, 20° на солнце, 12° в тени. Зелень еще очень хорошая, желтизны мало.

Гатчина. 8 сентября, пятница.

В 10½ утра приехал доктор Вестфален, кот. разрешил мне выпить за целый день 2 стакана молока пополам с Виши, а до сего времени я в течение 3 дней ничего не ел, даже не пил ни капли молока. Я пробыл в кабинете до 1½, а потом до 7 ч. на террасе. Александр Николаевич [Шлейфер] мне читал. Вечером все сидели в кабинете. Погода днем была солнечная, вечером пошел дождь, 11°. Боли прошли почти совсем. Завидую тем, кот. едят, а мне еще долго голодать.

Ген. Алексеев ушел из начальников штаба при Верховном главнокомандующем. И весь штаб и Ставка будут расформированы. Завтра выйдет “Новое Время”.

Гатчина. 9 сентября, суббота.

Весь день лежал в кабинете на диване. За целый день выпил всего 4 стакана молока с Виши. Боли прошли. С завистью думаю о тех, кот. могут все есть. Днем был Котон. Погода дождливая, 8°. “Новое Время” вышло, оно было закрыто с 28 авг.

Гатчина. 10 сентября, Воскресенье.

Провел день, как вчера. В 3½ приехал проведать нас кап. Козьмин. Я его просил передать Керенскому, о том, чтобы сняли арест. Погода дождливая, по временам, 9°. За последние 4 дня листья сильно пожелтели. Цветов еще много в нашем саду. Выпил за день 4 стакана с ½ молока.

Гатчина. 11 сентября, понедельник.

Пока что боли совсем прошли, вот уже несколько дней. День провел на диване в кабинете, а вечером от 9 до 10½ в гостиной. Вечером А.Н. [Шлейфер] мне читал. Погода была по временам дождливая, 8.

Начальником штаба при Верховном главнокомандующем назначен ген. Духонин.

Гатчина. 12 сентября, вторник.

Лежал весь день. Между 6 и 7 ч. вечера приехал навестить доктор Вестфален с Котоном. Они нашли улучшение в моем здоровье. Просил продолжать лежать и соблюдать диету до его приезда, т. е. до четверга 21-го. А.Н. [Шлейфер] как всегда мне много читал. От 9 ч. я перешел в гостиную и там лежал. А.Н. и Джонсон играли на бильярде, а Наташа с Т.П. в кости. Погода пасмурная, временами шел дождь, 9°.

Гатчина. 13 сентября, среда.

Благодаря чудной погоде я лежал при открытых дверях на террасе, а от 3½ до 6¾ лежал в саду и наслаждался, поскольку это было возможно. Затем мыл голову. В 8½ приехал Козьмин с адъютантом Домацианцем и от имени Керенского объявил об освобождении от ареста. Они обедали у нас и пробыли до 11½. Велись очень интересные разговоры. Были также и Шлейфера. С 8 ч. я лежал в гостиной. Погода с 11 ч. сделалась солнечной и теплой, 15° в тени.

Почему мы сидели под арестом — неизвестно и, конечно, никаких обвинений не было предъявлено и, конечно, не могло и быть. Где гарантия, что это не повторится. Козьмин производит очень хорошее впечатление, — идейный, скромный и умный» [484].

Сохранилась расписка великого князя Михаила Александровича от 13 сентября 1917 г. о снятии ареста: «Объявленное мне через помощника Главнокомандующего Петроградским военным округом капитана Козьмина постановление Временного правительства о снятии с меня строгого ареста, наложенного 21-го августа 1917 г.

Великий князь Михаил Александрович » [485].

В конечном итоге, Временное правительство разрешило великому князю выехать на лечение в Крым. Но он не пожелал воспользоваться этим правом и остался в Гатчине.

Этой политической акцией — борьбой с правой опасностью, Керенский надеялся упрочить свои позиции, добиться дополнительной популярности как защитника революции и сплотить ряды своих сторонников перед противостоянием «крайним левым». Но продолжающиеся революционные события в России и нестабильность положения на фронте поколебали уверенность союзников в дееспособности Временного правительства. Посол Бьюкенен 23 августа (5 сентября) 1917 года сообщал в Лондон:

«Здешним представителям очень трудно обрисовать в полной мере настоящее положение вещей, и только при личном участии члена русского правительства союзные правительства смогут решить, в какой мере будет в дальнейшем возможно предоставление России значительного количества военных материалов. Последние известия с фронта, связанные с внутренним экономическим кризисом, сильно поколебали мою веру в способность России отразить немецкие войска… Я выразил надежду, что арест двух великих князей и всех… в контрреволюции, не отвлечет внимания от тяжелого военного положения, и спросил, может ли он ( министр иностранных дел. — В.Х. ) сообщить мне причину ареста. Он ответил, что они скомпрометированы интригами княгини Палей, жены великого князя Павла, и ее сына, направленными к возвращению императора или возведению на престол великого князя Дмитрия; были найдены ее многочисленные шифрованные телеграммы и письма. Однако он не думает, чтобы этот арест, являющийся лишь домашним, был продолжительным» [486].

Вскоре газеты поместили дополнительную информацию о так называемом монархическом заговоре. Газета «Биржевые ведомости» опубликовала следующую информацию:

« История “контрреволюционного” заговора.

Материалы, собранные властями по делу о контрреволюционном заговоре Хитрово и др., дают возможность нарисовать более или менее полную картину этого заговора.