Тихон Семушкин - Алитет уходит в горы

Взволнованная разговором с Корауге, Тыгрена не узнала голос Ваамчо.

И когда окрик повторился, она стремительно подняла меховую занавеску и увидела Ваамчо. Он молча кивнул ей в сторону наружной двери и вышел из яранги.

"Что случилось? Давно Ваамчо не заходил сюда", - подумала Тыгрена, быстро оделась и догнала его.

- Что случилось, Ваамчо?

- Тыгрена, большие новости пришли. Приехал Эрмен, сказал, что Айе вернулся с Большой земли. Машинным человеком стал. Капитаном стал. Живет в заливе Лаврентия с русскими и строит много деревянных яранг...

- Вернулся Айе?! - удивилась Тыгрена. - Значит, его не убили там?!

- Нет, его видел Эрмен сам. Он привез бумаги учителю: одну - мне, другую - тебе.

- Мне бумагу? Зачем?

Глаза Тыгрены широко, удивленно раскрылись.

- Пойдем, Тыгрена, к учителю. Он велел позвать тебя. Не бойся. Мы постоим за тебя. Ты ведь знаешь, что я теперь начальник многих стойбищ!

- Пойдем, Ваамчо, - согласилась Тыгрена.

В школе было тепло, лампа "молния" светила ярко, как солнце.

- Здравствуй, Тыгрена, - сказал Дворкин, протягивая ей руку. Садись! Садись и ты, Ваамчо.

Учитель разбирался в каких-то бумагах. Тыгрена следила за каждым его движением.

- Тыгрена, тебе пришло письмо от Айе. Вот что он пишет: "Тыгрена, я, Айе, вернулся с Большой земли. Теперь я стал помощником Андрея. Помнишь, который приезжал к вам с Лосем? Теперь я стал совсем другим человеком. Если ты не перестала думать обо мне, забирай Айвама и приезжай ко мне. Я говорил с Андреем, с Лосем, и они мне сказали: "Пусть Тыгрена приезжает. Теперь Алитет не заберет тебя обратно, как раньше. Кончилась его сила. Вот все. Айе".

Тыгрене показалось, будто она спит и видит сон. Голова закружилась, в глазах потемнело. Кто знает: слова ли Айе она слышит или это говорит сама бумага? Никогда она не слышала таких слов от Айе. Да и откуда знает Айе, как вложить слова в бумагу? Не сам ли учитель придумывает такой разговор?

И восторг на лице Тыгрены сменился недоверием.

- А может быть, это говорит не Айе? Он никогда не умел разговаривать по бумажке, - тихо сказала Тыгрена.

Дворкин встал со стула и, показывая письмо, мягко сказал:

- Смотри, Тыгрена. Вот письмо. Его написал сам Айе. Наверное, он научился так же, как и мои ученики, Ведь они тоже раньше не разговаривали по бумажке. Я говорю тебе правду: письмо написал Айе.

Тыгрена осторожно взяла бумажку, посмотрела в нее, и ничто не напоминало в ней Айе. Она напряженно вглядывалась в бумагу, силясь понять смысл и значение рассыпанных крючков, и не могла. Она перевернула бумажку и вдруг с изумлением проговорила:

- Смотри, смотри, Ваамчо! Здесь нарисовано стойбище Янракенот, где мы с детства жили с Айе. Смотри, вот яранга моего отца Каменвата, вот яранга Айе, вот яранги соседей. Всего их было десять яранг. Вот все они здесь. А это наша гора. Айе всегда палкой рисовал это стойбище на снегу. Это его рисунок!

Дворкин с улыбкой слушал восторженный рассказ Тыгрены.

- Я тебе и говорю, Тыгрена, что эта бумага написана Айе. Я не выдумываю. Я совсем не хочу шутить над твоей тяжелой жизнью. Я говорю тебе правду. Тебя зовет Айе к себе, и ты немедленно поезжай. Ничего не бойся и не опасайся. Там у тебя найдутся защитники. Давно пора бросить к черту этого Алитета. Вот завтра же вместе с Ваамчо и поезжай. Его вызывают туда на праздник.

Тыгрена вопросительно взглянула на Ваамчо.

- Поедем, Тыгрена, а то увезет тебя Алитет в горы, оттуда трудней будет убежать.

Тыгрена поспешно встала и сказала решительно:

- Едем, Ваамчо.

Запыхавшись, она прибежала домой. Айвам смеялся, что-то лепетал, держа в руках круглые морские камешки.

Тыгрена подняла его на руки и пристально взглянула на него, ища в его лице черты Айе. И несмотря на то, что их не было в лице Айвама, она увидела их.

- Играй, Айвам, - сказала она.

- Ты куда ходила? - злобно спросил Корауге. - К учителю ходила? Блудня!

Тыгрене трудно было промолчать, скрипучий голос старика раздражал ее, но ей совсем не хотелось вступать в разговор с ним. И она молчала.

- Я знаю, куда ты ходила! - визгливо прокричал старик. - Ты умножила свои проступки. И худо, ой как худо будет тебе!

Айвам подошел к старику и поднес ему камешки.

- Убери его, этого мальчишку! Он не нашего рода, этот волчонок! - И шаман сунул жесткую, костлявую руку прямо в лицо Айвама.

Мальчик закричал, свалился на шкуры, из носа его потекла кровь.

Тыгрена кинулась к старику. Она сгребла его своими руками, оторвала от пола и со всего размаха бросила дряблое тело в сенки, на галечный пол. Старик грохнулся, как мешок с костями, и, распластавшись, остался лежать неподвижно.

Тыгрена схватила Айвама и с побагровевшим лицом побежала к учителю.

- Сейчас я хочу ехать? - крикнула она.

Вслед за ней вбежал Ваамчо.

- Запрягай собак, Ваамчо! Я хочу ехать сейчас!

- Сейчас?! - удивился Ваамчо. - Ночь. Утром поедем.

- Луна скоро засветит. Сейчас едем. Иди, иди, Ваамчо. - И она выпроводила его на улицу.

- Учитель, пусть Айвам побудет здесь. Пожалуй, я запрягу своих собак.

Подбежала встревоженная Наргинаут.

- Старик умирает, - шепотом сказала она.

- Пусть умирает, - равнодушно ответила Тыгрена.

- Да, пожалуй, ему все-таки пора умереть, - согласилась Наргиваут.

Разъяренная Тыгрена быстро заложила собак и подкатила к школе, где уже стояла нарта Ваамчо.

Она взяла в одну руку сына, в другую - остол и, садясь на нарту, сказала:

- Едем, Ваамчо!

- Подожди, Тыгрена. Мне надо что-то сказать учителю.

- Что такое, Ваамчо? - спросил Дворкин, провожавший их.

- Пусть Алек с ребенком, пока я не вернусь, поживет у тебя в школе. Как бы Алитет что-нибудь не сделал.

- Хорошо, - сказал учитель.

Едва нарты выехали из стойбища и скрылись яранги, Тыгрена остановила упряжку.

- Ваамчо, пристегни моих собак к своей нарте. Мне трудно управлять упряжкой.

Ваамчо пристегнул собак к своей нарте, и длинная вереница в двадцать четыре собаки, извиваясь вдоль морского берега, тронулась в путь. Тыгрена сидела рядом, прижав к себе Айвама.

- Тыгрена, ты убила старика? - спросил Ваамчо.

- Нет. Он сам убился.

На небе, одетая в рубашку, смеялась луна - предвестник пурги.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

К октябрьским праздникам в заливе Лаврентия, на галечной косе, выросли два огромных дома: школа-интернат и больница. Уже задымили печи, и строители временно переселились в теплые дома.

Такова уже традиция советских людей - ознаменовывать годовщину своего великого праздника производственными достижениями.

Так встречали праздник и на берегах холодного северного моря.

На зданиях стояли высокие флагштоки с развевающимися алыми полотнищами.

Наступила уже настоящая зима.

Всюду на приколах лежали собачьи упряжки. Охотники ходили вокруг зданий, с любопытством заглядывая во все уголки невиданного русского стойбища. Хозяином этого стойбища был Андрей Михайлович Жуков.