Тихон Семушкин - Алитет уходит в горы

От неподвижного сидения на корточках ноги Тыгрены онемели, стали мерзнуть. Она осторожно поднялась и вползла в полог. При потушенных жирниках она бесшумно разделась и внезапно услышала охрипший голос Корауге:

- Звери в такую погоду не выходят из норы. Или тебе можно бродить, когда муж в отлучке?

Не упоминая имени Ваамчо, Тыгрена сказала:

- Корауге, человека оторвало со льдами. Великая печаль в стойбище... Чучело готовили. Ведь хочется узнать, жив ли человек. Слышишь, какой ветер?

- Все слышу и все знаю. Не там ищи печаль. Все может быть, Алитет... - И шаман не договорил из опасения натолкнуть злых духов на Алитета.

- Кто знает, Корауге, что замышляют злые духи? Не хотел ли ты сказать, что Алитет сбился с пути или свалился с обрыва? - спросила Тыгрена, воспользовавшись темнотой.

- Замолчи и ложись спать, - прошипел Корауге. - Язык твой чисто женский, без соображения. Болтает непотребное.

Между тем скрытое желание Тыгрены и заключалось в том, чтобы Алитет разбился где-нибудь со скалистого обрыва. Ведь бывает же такое даже с хорошими людьми?

Тревожно прошла ночь. Ветер с прежней силой несся мимо яранг к морю. Охотники опять собрались у старика Вааля. От пронизывающей пурги яранга дрожала. Ветер врывался через щелки в сенки, и чучело содрогалось. Над ним дежурили два охотника и время от времени кричали старику:

- Шевелится!

Вааль сидел в пологе, и каждый раз, как только доносилось до него слово "шевелится", радостная улыбка пробегала по его усталому, измученному лицу.

Чучело шевелилось, и людям было ясно, что Ваамчо все еще жив.

К полудню опять прибежали охотники. В просветах между густыми облаками они разглядели небо и теперь наперебой сообщали старику:

- Надо ждать обратного ветра. Его прибьет к берегу.

- Вааль, небо очищается. Ветер хочет стихнуть. Ему это очень хорошо.

- Надо попросить Корауге сделать ему обратный ветер.

Никто из охотников даже не упомянул имени Ваамчо. Надо же скрыть от злых духов, о ком идет речь.

Старик Вааль внимательно слушал охотников, глядя на них печальными, задумчивыми глазами.

- Трубку сделайте мне. Душа просит покурить, - сказал он упавшим голосом.

В полог влезла Тыгрена.

- Вааль! Небо становится хорошим. Кончится пурга, и он вернется. Я знаю... он ловкий прыгун...

Старик мотнул головой.

Тыгрена присела к светильнику, стала заправлять его принесенным с собой жиром.

- Это Наргинаут велела мне взять жир. Она понимающая женщина.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Еще накануне, когда Ваамчо, как и все охотники, вернулся с промысла без добычи, старик Вааль говорил:

- Тюлени теперь далеко. У дальних полыней тюлени.

Ваамчо сидел молча и будто равнодушно прислушивался к словам отца. Отец был великим ловцом и говорил правду. Но кто же решится так далеко от берега заезжать в движущиеся льды?

На побережье был голод. Во всех ярангах только и говорили об охоте на тюленя. Охота на песца и лисицу многих перестала интересовать. Что это за охота? Такой охотой интересно заниматься, когда человек сыт. За шкурки покупают вещи. Без вещей не умрешь, а без еды жить человеку нельзя. Но Ваамчо не пойдет больше к Алитету просить мяса. Он решил попытать счастья у дальних полыней, о которых говорил отец.

Наутро Ваамчо заложил в легкую нарту четырех собак и выехал во льды.

Было еще темно, и яранги, стоявшие на горе, быстро скрылись. Ваамчо долго ехал по торосам, пока не показалась луна. И когда она поднялась, озарив скупым светом нагромождения льдов, собаки побежали веселей. Наконец еще издали Ваамчо заметил полынью.

"Вон там будут тюлени!" - подумал он, и его охватило радостное волнение охотника.

- Чегыт! Поть-поть! - крикнул он вожаку.

Чегыт понял и свернул вправо.

Упряжка побежала мимо огромной ледяной горы. Вскоре Ваамчо остановил собак, залез на торос и осмотрел местность. Вдали виднелась полоса открытого спокойного моря. Было тихо в эту утреннюю пору. Море испарялось. Ваамчо сбежал с тороса, сел на нарту и, прикрикнув на собак, помчался к разводью.

- Вот здесь. Я скроюсь За льдинами, и мне хорошо будет видно тюленей, - вслух заговорил Ваамчо.

Он отвел упряжку подальше в сторонку, а сам вернулся к припаю полыньи. Закончив все приготовления, он закурил, но не успел положить за пазуху железную коробку с табаком, как невдалеке от него показался тюлень. Он плыл как видение. Сердце Ваамчо застучало от радости, но не успел он вскинуть ружье, как тюлень скрылся. Ваамчо долго смотрел на расходившуюся во все стороны легкую рябь. Скоро на воде не осталось и следа нерпы.

"Есть тут нерпы!" И довольная улыбка пробежала по лицу Ваамчо. Не снимая с колена ружья, он снова стал раскуривать трубку.

В стороне показался еще тюлень, но и этот, едва вынырнув, погрузился в воду.

"Что такое? Или тюлень стал чуять табак? А может быть, он собак чувствует? Да, пожалуй, он чувствует. Ветерок тянет с берега", - рассуждал Ваамчо.

Он встал, пошел к собакам и перевел их дальше, за ледяную гору. Вернувшись, он особенно настороженно стал всматриваться в черную полосу полыньи. Она заметно увеличилась.

Ваамчо устремил зоркие глаза в мрачное море и, поводя ружьем, напряженно следил, не покажется ли еще тюлень. Все внимание, все мысли сосредоточились на этом.

Вдоль кромки льда величаво проплывал тюлень. Он плыл прямо на охотника, точно заинтересовавшись им, и в упор смотрел на Ваамчо большими черными глазами. Редкие усы его торчали над водой.

Ваамчо спустил курок, и глупый тюлень был убит. От радости Ваамчо вскочил. Глаза его блестели.

- Вот и убил! - радостно воскликнул он.

Он взмахнул грушевидной закидушкой и бросил ее на тюленя: ремень не доставал до него. В глазах Ваамчо потемнело. Он сразу понял, что тюлень, убитый тюлень, ускользает от него. Только теперь Ваамчо заметил, что ветерок с берега усилился. Он отошел от кромки льда, залез на торос и посмотрел в сторону берега.

"Там сильный ветер. И небо там плохое", - подумал он и решил немедленно уехать обратно. Но какая-то сила вновь потянула его к убитому тюленю.

А здесь море было спокойно. Оно словно дышало и казалось густым. В этой гуще черной воды, освещенной луной, лежал тюлень, приковавший взор охотника.

Ваамчо опять взял круг ремня и, привязав к нему пояс, решил еще раз бросить закидушку, но ремень по-прежнему не достигал тюленя. Закидушка упала настолько близко от тюленя, что легкие колебания воды покачнули его.

Ваамчо вспомнил детские игры, когда, бросая с берега камешки, он подгонял к себе палочку или дощечку, находившуюся в воде. Колебания воды всегда прибивали их к берегу.

В надежде подогнать к себе тюленя Ваамчо снова стал бросать закидушку. Она падала почти рядом с тюленем, и Ваамчо с нетерпением ждал той минуты, когда закидушка упадет немного дальше тюленя. С какой радостью он вонзит тогда железные когти закидушки в тюленью кожу и будет подтягивать к себе добычу!