Леонид Мацух - Тайны Петербурга

Лабзин был едва ли не первым российским теоретиком искусств, и позиции, которые он отстаивал, были для многих новыми и непривычными. Так, например, при нем в Академии расцвела замечательная русская портретная школа. Мировоззренческим основанием ее работ стали рассуждения Лабзина. Дело в том, что в России до петровских времен вообще не существовало светской живописи, была церковная иконопись. Переход к интимному мужскому портрету (у масонов существовал обычай дарить такие портреты друг другу) знаменовал своего рода иконоборческий бунт против условного церковного искусства. Икона — не картина, она изображает «мир невидимый», к миру реальному имеет очень отдаленное отношение. Иконопись — жанр чрезвычайно далекий от реализма, соответствие изображения действительности там не важно, иконописца заботит дидактический посыл и формальное соответствие определенным правилам письма, древним византийским канонам. На иконах мы видим условные, стандартизованные лики.

Портрет же показывает определенного человека с его живой, мятущейся, неуспокоенной душой, со своеобразными чертами, выявляет его сущность. С портретов на нас смотрят непохожие друг на друга, неповторимые личности. Художнику-портретисту становятся интересными не роскошные костюмы вельмож и изысканные туалеты дам (парадный портрет), а человеческий характер и индивидуальность (интимный портрет). Художник вглядывается в лицо человека и особенно в его глаза, не зря же говорят, что глаза — зеркало души.

Портреты «лабзинской» эпохи — величайшее откровение в русском искусстве. Вглядитесь в них попристальнее, они завораживают. Недаром этим портретам приписывались магические свойства. Образы Рокотова встают как бы из мистического тумана, персонажи Левицкого — люди напряженной мысли и большой духовной работы, изображения Боровиковского — подчеркнуто рафинированные.

Эти живописные шедевры рождали вдохновенные строки поэтов. Вот стихотворение Николая Заболоцкого «Портрет»:

Несмотря на свою молодость, Лабзин быстро приобрел среди питерских масонов такой же авторитет, каким прежде обладал Новиков среди масонов московских. Это выражалось, среди прочего, в работе его ложи «Умирающий сфинкс». Настала пора раскрыть секрет ее названия. Согласно древним египетским легендам, мифическое чудовище сфинкс, встречая человека, загадывает ему несколько загадок. Если человек ошибается или не знает, сфинкс пожирает его, но если человек дает правильный ответ, сфинкс испускает жалобный вопль и умирает. Это метафора природы, которая выступает как враждебная сила, если ты не понимаешь ее, но покоряется человеку, если он знает ее законы. Назначение человека — овладевать тайнами мироздания, «умертвить сфинкса» означает познать все секреты бытия. К этому и стремились члены ложи. Однако познание происходило не только путем интеллектуального постижения, но и путем мистического созерцания.

Здесь нужно небольшое отступление. Люди зачастую употребляют слова, не задумываясь о том, что их нынешнее значение очень далеко от первоначального. Так, например, слово «семинар» означает на латыни «осеменение», а слово «концепция» — «зачатие». Когда студент говорит подружке: «Пойдем на семинар, разработаем концепцию», понимают ли они, что стоит за этими словами?

Слово «мистика» постигла та же участь, его сейчас употребляют в смысле, весьма далеком от первоначального. Ныне оно служит для обозначения всего таинственного, загадочного и непонятного. Прилагательное «мистический» встречается в рассказах о вампирах, НЛО, странных природных явлениях, небывалых человеческих способностях, необычных духовных практиках и даже об исчезновении бюджетных средств. Масоны лабзинского круга употребляли этот термин в его каббалистическом значении. С греческого «мистикос» переводится как «скрытый, тайный». Но у этого слова есть еще одно значение. Оно восходит к глаголу «закрывать, замыкать». Каббалисты предлагали трактовать это так: «с закрытыми глазами». Это значит, что для настоящего постижения мира человек должен закрыть два своих телесных глаза и тогда откроется некий внутренний «третий глаз», картина мира предстанет во всей полноте и наступит подлинное понимание сущности вещей. В индуизме «третий глаз» встречается в иконографии божеств, в христианстве существует выражение «прозрение очес», в буддизме есть озарение «сатори», в Каббале это называется «слышащее сердце» или «разумное сердце» (см. 3 Книга Царств, 3:9).

Мистический способ постижения Бога и мира стал для Лабзина и его друзей главным содержанием их масонской деятельности. Для художников этот путь был, возможно, легче, чем для других. Они привыкли вглядываться в человеческую душу, искать в ней источник вдохновения. Мистицизм призывал помнить, что источником благодати является Бог, а не какая-либо человеческая институция, как бы она ни называлась. Мистические масоны стремились обрести, как они говорили, Durchbruch der Gnade, по-немецки — «прибой благодати». Это было некое особое молитвенное состояние, сравнимое с высшими проявлениями религиозного экстаза. Такой «прибой» был прежде всего непосредственным переживанием, бесценным даром религиозного опыта. Главное здесь было полностью довериться чувствам, подавив «трезвость сердца и мудрствования разума».

В этом смысле мистическое масонство противостояло просветительскому духу с его культом Разума. В «теоретическом градусе», самом высшем, розенкрейцеровском направлении масонства весь пафос речей и писем был направлен против «лжемудрований Вольтеровой шайки», разум там всячески принижался, а интуиция превозносилась. Разуму с его понятиями противопоставлялось Откровение. Но это не было откровение историческое в виде некоего всем памятного события, не было откровение в богословском смысле (теофания, или богоявление), и это не было откровение письменное, например Апокалипсис. Это было некое внутренне озарение, или, как выражались масоны, «иллюминация», на латыни — «озарение», «освещение». (Отсюда, кстати, и термин «иллюминаты» — «озаренные».)