Константин Серафимов - Сборник о спелеологии

- Что смотришь? Нравлюсь? Че-ча-ко!

Данька вспыхнул до корней волос, но взгляд выдержал. Промолчал, правда. Не нашелся.

- Ну, смотри, - девушка склонила голову к плечу, прищурилась. Че-ча-ко! - только зубы высверком.

Дался ей этот чечако! Юрка, черт. Влез тогда с этим Кондайком. Интересно ему, понимаешь, кто больше унесет: они - фунтов или мы - килограммов. Ну да ладно.

Позавтракали они. Данька пожевал рисовой каши. За компанию больше. Аппетита совсем не было. Он и вообще по утрам не очень-то усердствовал, а после нагрузок так и вовсе. Пока ребят сворачивали палатки, спустился к ручью. Выскреб от нагара ведро, подумал, умылся еще раз. Вода, поначалу казавшаяся теплой, в конце концов добила-таки сонную дурь. Даже озноб прошиб.

А когда вернулся на поляну, лагеря не было. Ребята сидели на рюкзаках, смотрели - будто его одного ждали. Данька сунул Юрке ведро, неспеша пошел к своей березине.

Спальник он привязал к рюкзаку сверху, под клапан. Внутри сеста не осталось. Оглянулся. Володя подпрыгивал с рюкзаком, утряхивая груз. Махнул рукой:

- Покатили!

Ребята, помогая друг другу, вставали, тяжело направлялись к дороге.

Нашаривая ремень, Данька привалился спиной к своему мешку. Он не заметил испытующего взгляда Володи, находу, из-под плеча. Данька ничего теперь не видел, потому что перед ним, заслоняя мир, возникла и замерла на траве длинноногая тень. Она!

Преодолевая оцепенение, поднял насторженный взгляд.

Нелка тягуче повела плечами, расправила широкие лямки, прищурилась.

- Чечако! Если и сегодня, - она белозубо улыбнулсь, коротко кивнула на перевал. - Если и сегодня придешь первым - поцелую. Ну? Че-ча-ко!

И пошла. Упруго, ровно, только солнце на загорелых ногах.

Данька ошарашенно открыл рот. И вдруг озлился.

- Первым, говоришь?

Яростно сунул плечи в ремни - хорошо еще сделал войлочные подушки! рванул рюкзак с березины и чуть не присел. Весом сдавило плечи, прижало поясницу. Будто хрустнуло.

- Перебрал! - ахнул Данька.

Он сделал несколько шагов. Вот тебе и сто двадцать фунтов! Ведь не меньше. А то все сто пятьдесят. Вот они - сумочки! Специально изготовленные сумки с индивидуальным спелеоснаряжением. Володя их сам конструировал. В них было уложено все личное "железо" - обвязки, самохваты, карабины. Спелеосумки Данька вытаскивал из рюкзаков намеренно. При добром весе они имели малый объем. По отдельности они не казались тяжелыми. А все вместе... Пижон! Геракл велосипедный.

Раздумывать было некогда. Надо было что-то решать, пока еще ребята не ушли далеко. Лезть таким мешком на перевал?

Данька открыл было рот, но снова в глаза ударила нелкина ровная, будто плывущая, походка. Она что-то хохотнула там, еле слышное, и Данка следал вторую глупость. Он пошел. Впрягся. Назвался груздем. Идиот! Собственно, выбора у него теперь не было.

* * *

Дважды, четырежды идиот! Данька с усилием откачнулся от ствола. Нет, так лучше не отдыхать. Одна мука.

Ну так пошел!

Если бы вся дорога состояла только из первых шагов!

Пошел. Данька с трудом поплелся по глинистой обочине.

...Так вот. К первому привалу он отстал от группы метров на сто. По уму, надо было дойти до ребят, бросить мешок и сказать... Что-нибудь. Ну, хотел помочь, ну, перебрал, не могу больше. Посмеялись бы да и все. Так нет же. Попала шлея под хвост.

Он достал их на привале, когда Володя уже шел к нему навстречу, и двинул дальше. Тогда Данька еще не знал, что будет так плохо. Он достал их и, даже не глядя ни на кого, ощутил, что что-то изменилось в их взглядах. С самого начала похода Данька чувствовал, что к нем присматриваются. Благожелательно, по-доброму, но присматриваются. Что за человек? Новичок!

Данька старался держаться также: дружелюбно, но независимо. Ему нравились эти ребята. И сразу захотелось почувствовать себя среди них своим. Странно. Он давно не испытывал ничего похожего. Со времен его первой велокоманды.

И вот сейчас он почувствовал, что что-то изменилось. Но он двинул дальше. Молча, глядя под ноги, только бы не оступиться, не упасть. Данька знал, упадет - сам не поднимется.

Кто-то окликнул его. Кажется, Володя. Он шел навстречу, и посторонился, пропуская его.

Кто-то сказал - стой, покурим!

Кто-то удивленно рисвистнул: - Во, дает!

Данька не обернулся. Не то, чтобы не хотел. Скорее, не мог. И все же увидел: лежа в траве, Нелка смотрела на него. На смуглой щеке пыльца, в зубах травинка. Смотрела недоверчиво, с тенью былой насмешки.

Чечако!

Да, тогда Данька не знал, что будет так скверно. Солнце. Оно выкатилось неведомо откуда непрошенно зачем. Громоздкое, яростное. Вскарабкалось над горами, сгустило воздух, накалило лес. Где-то позади под его кронами гулко раздавались голоса. Влажный дух чащобы, как раскаленное марево над шоссе. А пелетон, похоже, отстал... Вперед!

Следующий час он держался на злости. Тело - комок боли и усталости. Солнце теперь било в спину, в кинжальную прорезь дороги, и черная данькина тень качалась перед ним по ее бурой перевитой корнями поверхности. Уныло-нелепая тень на тоненьких ножках. Она сгибается, дергается в мучительном ритме. А чертова дорога уходит, наверно, к самому небу...

Шоссе. Какое, к черту, шоссе! Тренер как-то обмолвился, что с его данными можно стать неплохим "горником". Сух, жилист, ни грамма лишнего веса. Надо только работать.

"Горный король"! Это он-то - король? Выжатая в лимон сосиска... Эти, у Лондона, уродовались из-за золота. И все их понимали. И до сих пор понимают. А он? Он, видите ли, так отдыхает! Чечако. Не-ет, пора выбрасывать патроны...

* * *

Данька остановился. И тень остановилась, распласталсь у ног черной тряпкой. Последний подъем - каменистые осклизы, искрошенные тракторныи гусеницами глыбы - выжали из него все. Уже не думая о том, что может и не подняться, Данька повалился на обочину. Рюкзак тупо ударился в землю, потянул назад, с хрустом подминая кусты.

С мстительным наслаждением Данька вытянул плечи из лямок, отполз, растянулся поперек дороги. Все. Он сдох, спекся. Что угодно, но с него довольно. Больше он не делает ни шагу. Пусть забирают свои фунты-килограммы! Он будет крутить педали. Там хоть не ломит плечи. Он не верблюд, не вьючное животное.

Данька со скрипом сел. Дорога была почти сухая. Водички бы... Стянул с головы шапочку, вычистил из глаз соль. Прооргался, глянул по сторонам и - не поверил.

- Постой, постой... - Данька, как мог быстро, цепляясь за кусты, встал. Посмотрел назад - дорога шла вниз. Посмотрел вперед - там, в полусотне шагов, дорога исчезала, проваливаясь в просветлевший лес. Еще не веря, он проковылял эти полсотни шагов и тупо уставился вниз, куда убегала, срывалась на скат дорога. Перевал!

Он слелал несколько шагов назад к своему чудовищному рюкзаку. Будто летел! Ноги подпрыгивали, освобожденные от давящей тяжести. Вот ведь, а? Данька - мог бы - пустился в пляс. Что - взяла? То-то. Перева-ал!