Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда (Часть 1)

- Я мертвецами не торгую! - и отошел.

Он ни о чем больше не хотел разговаривать с английскими джентльменами, и хотя разрешил, конечно, забрать трупы, но мотивировал это разрешение целями чисто санитарными, и о невежестве этого русского дикаря-генерала долго и язвительно писали потом не только английские, но и французские газеты, называя его, впрочем, для пущего эффекта князем Горчаковым.

Трупы английской знати и здесь, на Инкерманском плато, были тщательно собраны еще до восхода луны. Но у многих английских солдат, большей частью ирландцев, были жены, жившие на задворках лагеря в палатках. Для начальства трупы этих солдат какую же могли иметь цену, если даже и живым солдатам за их военную работу цена была всего один шиллинг в день? Но ко многим женам не вернулись в этот злой день их мужья-солдаты, и вот, при луне, среди гор трупов, лежащих повсюду: около редутов, возле лагеря, в оврагах, на взлобьях холмов, в кустах, бродили женщины, поворачивая бледные лица убитых к луне, надеясь узнать и боясь узнать в них своих мужей, причитая и плача.

Так когда-то, после битвы при Гастинге, Эдифь - Лебединая шея, воспетая Генрихом Гейне, - искала труп короля саксов Гаральда не потому, что он был король, а потому, что задолго до своей смерти он был ее "незаконным" мужем.

Глава пятая

ПОБЕЖДЕННЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

I

Прожить долгую и богатую впечатлениями жизнь, занимать все время видные и высшие посты в государстве, добыть себе славу умнейшего и остроумнейшего человека, пользоваться прочной дружбой самого царя, быть одною из "двух голов, на которых покоились честь России и ее достоинство", и потерпеть поражение в то время, когда все обещало полный успех, притом не без досадных свидетелей, как на Алме, а напротив, в присутствии великих князей, то есть все равно почти что самого Николая, - это очень тяжело отразилось на Меншикове, это встряхнуло весь его крепкий еще, хотя и старый, организм, как внезапная и жестокая болезнь.

Когда он вернулся в Севастополь, он только справился, благополучно ли доехали великие князья и его сын, а сам не мог успокоиться, не переговорив до конца с Данненбергом, которого считал виновником катастрофы этого дня.

Он разослал своих адъютантов искать его, и Панаеву посчастливилось встретить его около тюрьмы.

Когда Данненберг услышал, что его хочет видеть Меншиков, то сказал устало и равнодушно:

- Хорошо, передайте князю, что я к нему не поеду, - не поеду, нет! Но если ему все-таки захочется продолжать говорить со мною в том тоне, в каком он это начал было, то я... я могу подождать его здесь.

И он слез с лошади и уселся на куче камней, оставшейся здесь от разбитого бомбардировкой дома.

Панаев, конечно, не передал этого так, как было сказано, и Меншиков не замедлил приехать к командиру 4-го корпуса. Два старых "полных" генерала, всего за несколько дней перед тем впервые увидевшие друг друга, встретились, как смертельные враги.

Данненберг, конечно, поднялся с камней, когда подъехал главнокомандующий, и стал по-строевому. Он приготовил было оправдательную фразу, ссылку на свою слабость и полную неспособность двигаться куда-нибудь теперь, но Меншиков обратился к нему не с тем.

- Что вы сделали, а?.. Что-о такое вы сделали? - задыхаясь от прилива душившей его ярости и разевая шире, чем нужно, наполовину беззубый рот, прокричал он.

- Я сделал все, что мог, ваша светлость, чтобы исправить ошибку Соймонова, - с виду спокойно и даже с достоинством ответил Данненберг.

- Какую ошибку, какую?.. Ошибка Соймонова!.. На мертвых, на мертвых валите?

- Разве Соймонов умер уже? - устало удивился Данненберг. - Этого обстоятельства я не знал... Но суть дела состоит в том, что покойный Соймонов пошел со своей колонной не по моей диспозиции.

- Не по вашей, а по моей, вы хотите сказать?

- Нет, также и не по вашей... Едва ли даже и по своей собственной... Но, может статься, тут был виноват проводник, которому он доверился по незнанию местности в ночное время...

- Проводник? Так, стало быть, во всем виноват проводник?

- Это мое соображение, ваша светлость, на основании того, что мне известен... был генерал Соймонов с лучшей стороны, и я отрицаю в этом несчастном случае его личную злую волю.

- По какой же дороге пошел Соймонов? - догадываясь уже, но боясь догадаться, понизил голос Меншиков.

- По той самой, по которой должен был вести свою колонну генерал Павлов... Так что никакого охвата противника не получилось, почему и победы быть не могло.

Канонада еще гремела и там, на горе, откуда сорвалось столько разбитых русских полков, и здесь, вдоль линии бастионов; но гораздо оглушительнее ее показалось Меншикову то, что он услышал о Соймонове, которого из трех новых для него генералов 4-го корпуса счел за наиболее надежного. Он молчал, изумленно подняв седые пучки бровей, а Данненберг продолжал:

- Так же точно мне неизвестно, состоялась ли означенная в диспозиции вашей вылазка генерала Тимофеева...

- Состоялась, - подтвердил только что сам узнавший об этом светлейший. - Вылазка Тимофеева состоялась и как будто бы достигла мною намеченной цели... Но Соймонов... как же мог не понять Соймонов, что он идет совсем не туда, куда надо было?.. Однако, - вдруг вышел он из оцепенения, - вы должны были тут же исправить ошибку Соймонова, когда приняли командование, - вот что вы должны были сделать!

- Я принял командование над обеими колоннами только около восьми часов, а к этому времени уже не было в целости трех полков дивизии генерала Соймонова, также и самого Соймонова, ваша светлость. И под напором противника невозможно уж было ничего поправить.

- Не в восемь, а в шесть часов! В шесть, а не в восемь вы обязаны были принять командование! - снова резко крикнул Меншиков.

- В шесть? - поднял было и сорвал голос Данненберг. - Если в шесть, то нужно было заблаговременно озаботиться, чтобы мост был готов к переправе отряда и почти ста орудий при отряде! Однако мост и к семи часам готов не был... Я же сделал все, что мог сделать, чтобы поспеть вовремя.

- Нет, вы не сделали! Вы ничего не сделали! - упрямо повторил Меншиков, хотя в голову его и било, как молотом, это круглое слово: Соймонов... Соймонов... Соймонов...

- Я мог бы сделать еще кое-что, - оскорбленно прошипел вдруг обезголосивший Данненберг, - а именно: послать за двенадцатой дивизией, бесполезно торчавшей... торчавшей там... на левом фланге... но она была не под моей командой, а князя Горчакова!

Эта шипуче сказанная фамилия совершенно вздернула светлейшего. Он понимал, конечно, что Данненберг обвиняет - хочет обвинить - его самого в том же именно, в чем виноват сам: в неуменье распорядиться отдельно расставленными отрядами.

- Князь Горчаков выполнил то, что было ему предписано выполнить моей диспозицией! - прокричал Меншиков. - О князе Горчакове я не хочу слышать ни слова больше.