Венди Голдман - Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий

В 1990-е годы стали доступными новые архивные материалы, в которых содержалась важная информация о роли Сталина и о целях репрессий. Документы неопровержимо доказывали непосредственное личное участие Сталина в репрессиях. Они были испещрены подписями Сталина и замечаниями, сделанными им на полях; это вскрыло тот факт, что его рука касалась буквально всего. Из архивов была также получена новая информация о числе жертв. Прежний подсчет количества арестов и смертных казней в 1937-1938 годах оказался сильно преувеличенным. Первоначально историки полагали, что число арестованных насчитывало от 7 до 20 млн. человек. Новые данные, основанные на архивных материалах, показывают, что было арестовано около 2,5 млн., человек за политические и неполитические преступления. Так же историки считали, что приблизительно 7 млн. человек было казнено, но действительное число казненных оказалось 681 тыс. 692 человека, что составляет одну десятую от общего количества. [3] 2,5 млн. человек были обвинены по политическим и неполитическим мотивам, в числе этих людей были 1 млн. 575 тыс. человек, арестованных службой безопасности. См.: Getty]. А., Rittersporn G., Zemskov V. Victims of the Soviet Penal System in the Pre-War Years. P. 1022-1023. Хотя жертв оказалось меньше, чем считалось ранее, число репрессированных из различных слоев населения оказалось намного больше. На основании новых данных было установлено, что жертвами репрессий были не только руководители экономики, партии и военачальники, бывшие оппозиционеры и иностранные коммунисты, ранее описанные историками, но и другие категории населения. Приказом № 00447 о массовых операциях в июле 1937 года определялось, какое количество преступников, представителей деревенского духовенства, церковных активистов, бывших кулаков, лишенцев (лиц дворянского происхождения, промышленников и лиц, лишенных права голоса), а также прочих «враждебных элементов» подлежит тюремному заключению или должно быть приговорено к смертной казни. Затем был издан приказ № 00486 о порядке ареста жен осужденных за контрреволюционные преступления, а далее последовала серия «национальных операций» нацеленных на немцев, поляков, румын, финнов, латышей и представителей других этнических групп. {7} 7 Getty J. A. Excesses are not permitted: Mass Terror and Stalinist Governance in the Late 1930s // Russian Review. 2003. №61. P. 113-138; Hagenloh P. Socially Harmful Elements and the Great Terror // Fitzpatrick S. Stalinism: New Directions. P. 286-308; Khlevniuk O. The Objectives of the Great Terror, 1937- 1938 // Soviet History, 1917-1935: Essays in Honor of R. W. Davies / eds. J. Cooper, M. Perrie, E. A. Rees. New York: St. Martin's Press,1995. P. 83-104; McLoughlin B. Mass Operations of the NKVD, 4937-1938: A Survey // Stalin's Terror. P. 118-152; Petrov N., Roginsky A. The Polish Operation of the NKVD, 1937-1938 // ibid. P 153-170; Shearer D. Social Disorder, Mass Repression and the NKVD During the 1930s // ibid. P. 85-117; Stalin's Terror Revisited / eds. M. Ilic. Basingstoke: Palgrave, 2006. P. 5-6. В результате массовых операций было арестовано 766 000 человек, из которых 385 000 были приговорены к смертной казни. На основании новых данных было написано множество работ, которые один из историков назвал «исследованиями жертв». {8} 8 Shearer D. Social Disorder and the NKVD in the 1930s. P. 103; McLoughlin B., McDermott K. Rethinking Stalinist Terror // Stalin's Terror. P. 3. См. также: Stalin's Terror Revisited.

Новые архивные данные оказали двоякое воздействие на характер дискуссий по проблеме террора. Усилились старые разногласия среди сторонников «тоталитарной» концепции о личной роли Сталина в репрессиях. Выявление его истинной роли в предоставлении полномочий на проведение массовых операций позволило некоторым историкам концептуализировать политику террора более узко: как «серию карательных акций, проводимых под централизованным руководством». По словам О. В. Хлевнюка «Массовые репрессии начинались и заканчивались по команде сверху всякий раз, когда Сталин считал акцию подходящей». Даже «эксцессы» на местах «определялись центральными директивами». {9} 9 Khlevniuk O. The History of the Gulag. P. 140, 331. См: рецензию О. В. Хлевнюка на книгу: Jansen M., Petrov N. Stalin's Loyal Executioner, а так же ответ в ст.: Getty]. A. To the Editors // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2004. Vol. 4. № 3. P. 760-767. Vol. 5. № 1. P. 233-235. Однако открытие документов о массовых операциях вызвало интерес и к изучению социальной напряженности, которая подтолкнула вождей партии санкционировать широкомасштабные аресты. Некоторые историки утверждали, что Сталин инициировал массовые операции с целью ликвидации недовольных представителей социальных групп, которые могли бы служить «пятой колонной» в случае начала войны. Бэрри МакЛохлин отметил, что толчком для Приказа № 00447 были, до известной степени, указания «сверху», и что этот приказ «определенно выходил за рамки политического альянса “Сталин-Ежов”», Региональные партийные вожди, обеспокоенные тем, как недовольные социальные группы будут голосовать в предстоящих демократических выборах в Верховный Совет, поддерживали массовые операции и увеличивали и расширяли их размах. {10} 10 Kuromiya H. Freedom and Terror in the Donbass: A Ukrainian-Russian Borderland, 1870-1990s. Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Jansen M., Petrov N. Stalin's Loyal Executioner. P. 79 -111; McLoughlin B. Mass Operations of the NKVD, 1937-1938. P. 123-124. Историки, исследовавшие инициативы НКВД на местном уровне, ставили под сомнение идею об общем централизованном контроле. {11} 11 Getty J. A. Excesses Are Not Permitted; McLoughlm В. Mass Operations of the NKVD, 1937-1938; Vatlin A., Musienko N. Stalinist Tferror in the Moscow Disctrict of Kuntsevo // Stalin's Terror. P. 127.

В новых исследованиях уже не было таких острых разногласий между сторонниками тезиса о тоталитаризме и «ревизионистами». Ведущие «ревизионисты» были фактически первыми, кто выявили громадную личную роль Сталина в репрессиях, что является ключевым пунктом «тоталитарной» концепции. [4] Л. Виола, У. Чейз, Дж. Арч Гетти — все, в свое время называвшиеся «ревизионистами», внесли большой вклад в наше понимание политических репрессий. В то же время новые документы доказывали, что главной движущей силой террора являлось маниакальное стремление Сталина к полноте власти. Извилистый путь к террору был отмечен шатаниями, взлетами и падениями, отречением от своих взглядов. Сталин и партийные лидеры даже колебались в том, как интерпретировать убийство С. М. Кирова — событие, ретроспективно послужившее основным катализатором террора. {12} 12 См.: Getty]. A., Naumov О. The Road to Terror. «Ревизионисты» воспринимали социальную историю именно таким образом и внесли важный вклад в новую политическую историю. А некоторые политические историки, недовольные недостаточным вниманием ученых к личности Сталина и некоторых лидеров Центрального Комитета партии, подняли важные вопросы о связи террора и «призывах к беспорядкам в связи с индустриализацией и коллективизацией» {13} 13 McLoughlin В. Mass operations of the NKVD, 1937-1938. P. 142. . В конечном счете новые сведения о политике этого периода скорее обогатили, чем свели на нет прежние попытки исследования элементов террора «снизу», внеся ясность в вопрос зависимости между приказами из центра и реакцией общества. {14} 14 Fitzpatrick S. How the Mice Buried the Cat. Stalin's Peasants; Manning R. Government in the Soviet Countryside in the Stalinist Thirties; Ellman M. The Soviet 1937 Provincial Show Trials: Carnival or Terror. Europe-Asia Studies, 2001. Vol. 53. № 8 (December). P. 1221-1233. Однако в большей части ставших доступными архивных документов все же указываются руководители Центрального Комитета партии. Хотя уже опубликовано несколько новаторских статей и книг, историкам только предстоит исследовать проблему влияния социального давления на политику, проводимую ЦК партии, или реакцию различных социальных групп на репрессии — два критических элемента социальной истории террора.