Юрий Денисов - Борьба за наследство Киевской Руси : Краков, Вильнюс, Москва

Земли Киевского государства Ярослав еще при жизни разделил между своими сыновьями, при этом старшему из них Изяславу, так как Владимир к тому времени уже умер, завещал Киев. Таким образом, Святославу досталась Черниговская земля, Всеволоду – Переяславская земля, Игорю – Волынская земля, а Вячеславу – Смоленская. В 1057 г. князь Вячеслав умер и Изяслав на правах старшего, т. е. первого из равных себе братьев, передал Смоленскую землю князю Игорю, забрав себе принадлежавшую тому ранее Волынь с г. Владимиром. После же смерти своего брата Игоря в 1060 г. Изяслав и Смоленскую землю оставил за собой. Игорь был женат на Кунигунде, дочери графа орламиндского Оттона, а своего сына Давыда он женил на дочери короля Польши Владислава I Германа (1040–1102). Святослав был женат на сестре епископа Бурхардта Трирского, а его сын Олег – на гречанке Феофано Музалон. Так что международные родственные связи русских князей были довольно распространенным явлением.

Правившие в своих землях братья Изяслав, Святослав и Всеволод пятнадцать лет на редкость дружно, судя по сведениям летописи, справлялись со своими врагами: князьями-изгоями, которым не досталось никакого удела для кормления и которые пытались силой захватить власть в каком-либо городе; полоцким князем Всеславом, захватившим Новгород; а также половцами. Организовав карательную экспедицию в Полоцкое княжество, братья со своим войском взяли штурмом Менск (Минск), перебив в городе всех мужчин, а женщин и детей взяв в плен, а затем одолели и войско Всеслава. После этого братья обманом захватили своего троюродного брата Всеслава и посадили его в киевскую тюрьму.

Однако в 1068 г. половцы пришли на Русь в такой силе, что одолели объединенное войско братьев; и бежали с поля битвы Изяслав со Всеволодом в Киев, а Святослав – в Чернигов, половцы же устремились грабить население Руси. Киевляне, согласно летописи, просили Изяслава дать им оружие для защиты от половцев, но князь отказал: мало ли что придет вооруженному народу на ум. Народ восстал и освободил из тюрьмы полоцкого князя Всеслава, объявив его киевским князем. Всеволод бежал к себе в Переяславль, а Изяслав – в Польшу.

Но уже через семь месяцев Изяслав вернулся с польским войском во главе с герцогом Болеславом II Щедрым, или, как его еще называли, – Смелым (1041–1081), занявшим трон своего отца в 1058 г. Войско Всеслава встретилось с поляками неподалеку от Киева, но сражения не произошло, так как Всеслав, решив сохранить хоть свое наследственное княжение, бежал в Полоцк. Киевляне, брошенные своим князем, возвратились в Киев и стали просить о посредничестве в их примирении с бывшим князем его братьев Святослава и Всеволода. Дело закончилось миром, Изяслав с Болеславом и с небольшим отрядом направились в город, а впереди себя Изяслав послал своего сына Мстислава. «Придя в Киев, Мстислав перебил киевлян, освободивших Всеслава, числом семьдесят человек, а других ослепил, а иных без вины умертвил, без следствия» [62, 121]. В дальнейшем Изяслав явно потворствовал киевлянам, которые исподтишка убивали поляков, поставленных к ним на прокорм. Видя такую неблагодарность мужа своей тетки, Болеслав с войском вернулся в Польшу. Изяслав же, собрав войско, выгнал Всеслава из Полоцка и посадил там княжить сына Мстислава, а после его скорой смерти – другого сына, Святополка. Однако уже в 1071 г. тот вынужден был уступить Полоцк князю Всеславу.

В российской историографии этому времени приписывается управление государством тремя братьями Ярославичами, так называемым триумвиратом Изяслава, Святослава и Всеволода. Это маловероятно, поскольку каждый из братьев правил в своей земле, и, хотя младшие братья могли влиять на политику, проводимую Изяславом, для управления ими всем Киевским княжеством необходимо было изгнать старшего брата из Киева. Именно это и произошло в 1073 г. Что могло послужить поводом для изгнания Изяслава? За год до этого события летописец приводит сообщение о признании святыми страстотерпцами убиенных якобы князем Святополком братьев Бориса и Глеба.

«Перенесли святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Собрались Ярославичи – Изяслав, Святослав, Всеволод, – митрополит же тогда был Георгий, епископ Петр Переяславский, Михаил Юрьевский, Феодосий игумен Печерский, Софроний игумен монастыря святого Михаила, Герман игумен святого Спаса, Никола игумен Переяславского монастыря и все игумены, – и устроили праздник, и праздновали светло, и переложили тела в новую церковь, построенную Изяславом, что стоит и поныне. И сначала Изяслав, Святослав и Всеволод взяли Бориса в деревянном гробу и, возложив гроб на плечи свои, понесли, черноризцы же шли впереди, держа свечи в руках, а за ними дьяконы с кадилами, а затем пресвитеры, за ними епископы с митрополитом; за ними же шли с гробом. И, принеся его в новую церковь, открыли раку, и наполнилась церковь благоуханием, запахом чудным; видевшие же это прославили Бога. И митрополита объял ужас, ибо не твердо верил он в них (Бориса и Глеба); и пал ниц, прося прощения» [62, 125].

Если, как считается среди историков, Изяслав был западником, Святослав – русофилом, а Всеволод по жене гречанке придерживался византийских взглядов, то явно не Всеволод со Святославом были зачинателями канонизации своих отечественных святых, ведь и митрополит грек Георгий (ок. 1065–1076) был явным противником признания святости Бориса и Глеба, так как благословения на это от Константинопольского патриарха он, видимо, не получал. В церкви Византийской империи, где император был светским и духовным лидером, святыми становились только представители этого огромного по размерам христианского государства, кроме тех, кто еще заслужил это перед церковью в первые три столетия христианства. В римской церкви 2-го тысячелетия, являющейся духовной надстройкой в самостоятельных светских странах, наоборот приветствовалось появление местных святых в национальных королевствах, герцогствах и княжествах, почитание которых способствовало консолидации христиан-католиков в Европе.

Уже следующий киевский митрополит Иоанн II (1077–1089) направил римскому папе Григорию VII (1073–1085) письмо следующего содержания: «Не знаю, как произошли соблазны и преткновения на божественном пути и отчего они не исправляются? Не могу довольно надивиться, какой злой дух… враг истины и противник единодушия, отчуждает братскую любовь вашу от целого христианского стада, внушая, что мы не христиане. Но мы сначала всегда почитали вас христианами. хотя вы во многом от нас отличаетесь» [15, 235]. Это было время некоторого сближения константинопольской и римской церквей, наступившее после обращения византийского императора Алексея Комнина к западным христианам с просьбой о помощи против мусульманского мира. Видимо, и у русского духовенства, а стало быть, и у русского народа было некоторое потепление в их отношениях к римской церкви, хотя, скорее всего, у них еще не сформировалось представления о католиках и римском папе как о врагах русского православного народа. Тем более что существует еще одно письмо киевского митрополита Иоанна II аналогичного содержания, но направленное уже римскому папе Клименту III (1084–1100): «Я, самый меньший, приветствую и мысленно лобзаю священную главу твою. Будь счастлив. Да покрывает тебя Божественная, Всевышняя рука! Да даст благий и милосердный Бог тебе и твоим детям (т. е. христианам. – Ю. Д.) увидеть улучшение дел между вами и нами. Недоумеваю и не понимаю, как жестокий демон, злобный враг истины и благочестия, наделал все это, разрушил братскую любовь нашу и союз, соединяющий христиан. Не скажу, что все погублено. Мы знаем, что вы из начала христиане по благодати Божьей, и во многом мы одобряем вас.» [5, 361].