Олег Егоров - Дневники русских писателей XIX века: исследование

Летописцам все труднее становится отбирать материал. Порой они просто теряются и впоследствии, уже после сделанной записи, признаются в неправильной селекции. Возникает противоречие между каноном жанрового мышления и новой практикой, требующей от дневниковеда более гибкой методы.

Эта тенденция не только объективно нашла отражение в дневнике Суворина, но и выразилась в негативной форме – в жалобах на неудачный отбор материала для дневника: «Мои заметки носят характер случайный. Вносится часто то, что не стоит, и пропускается то, что записать следовало бы» (с. 306).

Тем не менее писатель не мог противопоставить набирающей силу тенденции устаревшую методологическую модель. Сказывался многолетний литературный опыт. Да и кругозор писателя, склад его характера, природа таланта говорили за новые принципы отбора.

Фельетонность творческого метода выражается в выборе источников информации. Как у заправского репортера ими у Суворина становятся городские слухи, ходячие анекдоты, меняющееся общественное мнение: «Пропасть сплетен за эти дни <���…>» (с. 22); «Анекдот об Иннокентии» (с. 91); «С. С. Татищев рассказывал о пререканиях в министерстве иностранных дел» (с. 153). Нередко на страницы дневника попадают выдержки из правительственных распоряжений, фрагменты газетных статей, выписки из дневников других авторов. Все они являются новостями «из первых рук» и создают впечатление достоверности и объективности изображаемого: «Сегодня в «Правительственном вестнике» № 279, четверг, появилось следующее: Внутренние известия <���…>» (с. 394–395); «Из записки мин. Финансов (Госуд. Двор. Зем. Банк) 7 апреля 1897 года, № 1263 <���…>» (с. 195); «Читал выписку из заметок покойного Любимова – давал сын его <���…>» (с. 202).

Суворин черпает материалы для дневника везде, где можно. Неотобранность источников создает на его страницах атмосферу неорганизованного многообразия. Мир словно склеивается из разноцветных осколков различной формы и величины. В нем утрачивается единство, и автор как организующее начало теряется за обилием фактов, до конца не осмысленных и не приведенных в логический порядок мыслью.

Эта тенденция усиливается в последние годы ведения дневника. Его страницы довольно точно изображают прогрессирующий хаос в общественной жизни страны и одновременно неспособность самого автора к привычной работе: «Ничего не выходит. Плохо пишется <���…> Ничего не будет хорошего, когда нет государственных людей. Страна не может управляться сама собой» (с. 397).

Записи последних лет все больше походят на заметки из записной книжки. Они представляют собой разрозненные мысли, слабо отражающие события дня и носящие обобщенный характер. Это скорее размышления об эпохе, философия современной истории, связанная с фактами посредством опущенных при рассуждении опосредующих звеньев: «Традиции основываются, как и почва отечества, из праха мертвых. – Все вырождается: и короли, и знать. – Всякая борьба – дело серьезное, она только тогда не безнравственна, когда ведется трагически, как борьба не на живот, а на смерть. – Дети традиций, дети нового духа» (с. 443–444).

Система речевых средств суворинской летописи ориентирована на повествовательную форму. Будь то рассказ о своем прошлом или экскурс в родословную, сообщение со слов очевидцев о ходынской трагедии или подробности частной жизни известных деятелей эпохи – слово в дневнике несет информативную нагрузку. В этом Суворин остается верен своему главному жанру – газетным новостям («4 марта 1902 г. Я журналист, не художник, не критик»). Динамика эпохи не оставляет времени для подробного анализа событий. А противоречия и конфликты настолько глубоки, что эстетическое сознание не в силах изобрести для их выражения адекватную форму. Поэтому в дневнике преобладает эстетика голого факта – слова, не нашедшего свой стилистический контекст, схваченного на лету ради его сугубо информативной ценности.

Правда, время от времени предпринимаются попытки ввести слово в аналитический или художественный контекст (отчет о ходынской трагедии, рассказ об убийстве Жохова), но они встречают сильное сопротивление материала, требующего более глубокого постижения с точки зрения его оригинальной стилевой организации. Дневниковый жанр оказывается непригодным для подобных экспериментов со словом. Ежедневный переход к новым событиям требует иного эстетического восприятия: например, после страниц о Ходынке идут театральные новости. Для введения этого материала в целостную стилистическую структуру требовалось более универсальное стилевое мышление, функцию которого не могла вытеснить «газетная» языковая модель с ее акцентом на прямом безоттеночном значении слова. Эта задача на рубеже веков не могла быть выполнена, потому что прежние стилистические каноны жанра не соответствовали характеру нового материала, проникшего в дневник. Камерный дневник начала XIX века и общественный дневника конца столетия содержали две полярные тенденции, которые нельзя было объединить.

Книга Н.Г. Гарина-Михайловского [58]«По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову» – выдающийся образец дневниковой прозы, стоящий в одном ряду с такими шедеврами, как дневники С.П. Жихарева, A.B. Никитенко, С.А. Толстой.

Ведшийся как путевой журнал, материал был впоследствии обработан и издан отдельной книгой как полухудожественное, полудокументальное произведение. По основным жанровым признакам книга представляет собой классический дневник путешествий и в этом отношении родственна «Хронике русского» А.И. Тургенева, «Году в чужих краях» М.П. Погодина, а из художественно-документальных произведений – «Фрегату “Паллада”» И.А. Гончарова.

В отличие от других образцов жанра, дневник Гарина-Михайловского имел три функциональные составляющие. Прежде всего, это журнал подневных записей, в котором аккуратно фиксировались события дня и впечатления путешественника. С этой точки зрения дневник представляет собой жанр в «чистом» виде, не обремененный материалами специального содержания. Эту последнюю функцию выполнял другой, так называемый «технический дневник», ведшийся параллельно основному.

Вторая функция дневника, выходящая за традиционные жанровые рамки, – художественно-эстетическая. Писатель дал своей книге подзаголовок «Карандашом с натуры», подчеркнув таким образом эскизный характер материала. Однако в процессе обработки это свойство было утрачено и текст приобрел качество полноценного художественного произведения. Дневник читается как книга путешествий, в которой устранены все шероховатости записей, сделанных на привале, на остановке, на ходу и т. д. Хотя пометки о полевых условиях работы над материалом часто встречаются в дневнике, они воспринимаются не буквально, а скорее как художественный прием, необходимый автору для реалистического воссоздания картин жизни и путешествия.