Нанами Шионо - Последний час рыцарей

Корабли в портах Корфу, Модона и Крита тоже были приведены в боевую готовность. Хотя на венецианских верфях как раз строились семнадцать новых военных галер, сенат счел, что этого будет недостаточно, он приказал построить еще пятьдесят. На эти расходы выделили 52 500 дукатов.

С другой стороны, торговое государство, каким была Венецианская республика, могло существовать только за счет коммерции. Венецианцы не позволяли себе излишней неуступчивости. Специальному послу Марчелло, отправленному на корабле адмирала Лоредано для переговоров с византийцами, теперь поступил приказ наладить переговоры с османами. Ему следовало поспешить в Адрианополь и там вручить султану добровольный дар в 1200 дукатов. Кроме того, Марчелло приказали заверить султана в том, что венецианцы, участвовавшие в защите Константинополя, действовали в качестве частных лиц, а Венеция как государство не собиралась нарушать свои договоры с Османской империей. Ее правительство глубоко сожалеет о поступках этих частных лиц.

Марчелло было сказано, что самая настоятельная потребность Венеции в настоящий момент — восстановить торговые отношения с Османской империей на прежних выгодных условиях. Если для этого понадобится промолчать об огромных издержках, понесенных страной из-за осады (прежде всего о множестве убитых, а также о потере складов, торгового центра, грузов, хранившихся на торговых судах, захваченных в заливе Золотой Рог), значит, так тому и быть. Общая стоимость убытков оценивалась в 400 000 дукатов.

Таким образом, правительство Венеции, по сути дела, предпочло замолчать жертвы среди своих граждан ради блага всего государства. Но в то же время оно вознаградило этих граждан за их жертвы, давая им понять, что они не забыты.

Спустя пять дней после отправки султану даров сенат объявил сыну посла Минотто, что он может отправиться на корабле «Алимонда», плывущем в Константинополь, чтобы заняться поисками своего отца. Если посол Минотто окажется среди тех, кого взяли в плен, сенат обещал уплатить выкуп за его освобождение.

Судя по этому распоряжению, до 17 июля венецианское правительство не знало о смерти Минотто.

На следующий день сенат распорядился насчет выплат пенсий детям капитана Коко, погибшего в ночной вылазке против турецкого флота. Эти выплаты включали пенсии для каждого из его сыновей и приданое его дочери.

Протокол собрания сената от 28 августа говорит о том, что дочери посла Минотто было решено дать приданое в 1000 дукатов, которое было бы сокращено до 300 дукатов в том случае, если она не выйдет замуж, а предпочтет уйти в монастырь. Жене и сыну Минотто, которых он отослал на венецианском корабле непосредственно перед самым захватом города, были назначены ежегодные пенсии по 25 дукатов.

Наконец, спустя два месяца после взятия Константинополя, венецианское правительство узнало о том, что Минотто был обезглавлен вместе с одним из своих сыновей и семью другими высокопоставленными гражданами венецианского поселения. Мехмед не простил венецианцам того, что они подняли свой флаг и бросили ему вызов.

Но семьи остальных семи жертв не получили пожизненных пенсий. Минотто, хотя он и был представителем аристократии, в отличие от этих семерых происходил из небогатой семьи. Дворянам, управлявшим венецианским обществом, были дарованы многие права. Но они имели и обязанности, а первейшая из них заключалась в том, чтобы сражаться за Венецию, не думая о том, каких это потребует жертв.

Учитывая этот дух ответственности, нечего и говорить о том, что сенат не забыл семьи простых матросов, которые погибли в Константинополе и не были ни богатыми, ни знатными. Если прочесть протоколы собраний сената того времени, когда известие о поражении достигло Венеции, видно, что они пестрят записями о пенсиях, выплаченных семьям тех, кто признан убитым, а также об уплате выкупов за тех, кто попал в плен.

В протоколе сената от 10 декабря содержится первое со времен захвата города упоминание об адмирале Габриеле Тревизано. Там сказано, что сенат распорядился выдать семье Тревизано 350 дукатов, чтобы заплатить за него выкуп и вернуть ему свободу.

У нас нет сведений о том, когда Тревизано вернулся в Венецию. Но в корабельных журналах, относящихся к осени следующего года, его имя указано в списке адмиралов, патрулирующих границы для защиты от турок. Впрочем, имя Габриеле очень часто встречалось в семье Тревизано. Возможно, эта запись относится к кому-то другому.

Нам неизвестно о том, что сталось с Николо после его возвращения в Венецию. По всей вероятности, он вернулся к своей медицинской практике. Все венецианские суда, отправлявшиеся в долгие путешествия, в том числе и торговые корабли, должны были иметь на борту врача. Имя Николо Барбаро довольно часто упоминается в реестрах старших офицеров таких судов. Впрочем, это имя было довольно распространенным, так что не лишено вероятности, что в этих записях речь идет о ком-нибудь другом. К тому же надо учесть, что реестры не сообщают, какую должность этот человек занимал на корабле.

Однако Николо создал «Дневник осады Константинополя».

Эта работа охватывает все, начиная от обстоятельств, приведших к осаде, до основных событий, происходивших во время самой блокады, а также собственные наблюдения Николо. По-видимому, он составил книгу из своих ежедневных записей, добавив к ним факты, которые стали известны лишь после возвращения в Венецию.

«Дневник» был первым документом, который позволил потомкам в точности узнать, что происходило во время осады день за днем. Хотя другие рассказы очевидцев описывают большинство важнейших событий, они не уточняют, в какой именно день эти события произошли. Это не позволяло тем, кто не был там (даже современникам этих событий), составить точную хронологию.

Еще одно, что делает «Дневник» Николо незаменимым для историков и более ценным, чем все прочие рассказы свидетелей, — это его исключительная точность. Желая узнать, например, численность турецкого войска, мы найдем наиболее достоверные цифры в записях этого венецианского врача, который даже не участвовал в обороне стен.

Однако этой хроникой, наиболее точным и взвешенным отчетом об осаде из всех существовавших, в буквальном смысле пренебрегли. Ей уделялось меньше внимания, чем посланиям кардинала Исидора, устрашавшего Ватикан, затянутому повествованию Убертино, расхваленному римскими интеллектуалами, или рассказу Тедальди, который использовался для разжигания страстей будущих крестоносцев во Франции.

До 1837 года, когда «Дневник» был признан важным историческим документом и помещен в библиотеку Марциана в Венеции, он пролежал практически нетронутым в семейных архивах семьи Барбаро. Когда Гиббон в 1783 году завершил свой труд «История упадка и разрушения Римской империи» рассказом о падении Константинополя, он даже не знал о существовании «Дневника» Барбаро. Ему пришлось обойтись лишь греческими источниками.