Маргарет Тэтчер - Англосаксонская мировая империя

Разве он такой недалекий, самоуверенный любитель скороспелых решений, каким они его представляют? Я имел счастье знать его задолго до того, как он решил баллотироваться на высокий пост, и могу со всей ответственностью заявить вам, что я никогда не встречал столь бескорыстного человека. Он неспособен на бесчестный поступок.

Это человек, который на собственном предприятии еще до своего прихода в политику ввел систему участия в прибылях, о которой профсоюзы тогда и не помышляли. Он выделил средства для приобретения страховок, обеспечивающих медицинское обслуживание всех своих рабочих. Он создал фонд для уходящих с работы пенсионеров, для всех своих работников, на который идет 50 % прибыли до уплаты налогов. Он пожизненно платил месячный оклад сотрудникам, которые стали нетрудоспособными. Он обеспечил присмотр за детьми сотрудниц, работавших в его магазинах. Когда во время половодья Рио Гранде затопила Мехико, он на собственном самолете доставлял лекарства и продукты.

Один отслуживший рядовой рассказал, как он познакомился с Б. Голдуотером. Это случилось за неделю до Рождества во время корейской войны в аэропорту Лос-Анджелеса, откуда солдат пытался добраться домой в Аризону. Аэропорт был заполнен военными, но билетов не было. Вдруг из репродуктора раздалось: «Все военнослужащие, кому нужно в Аризону, выходите к стоянке такой-то». Там их в своем самолете ждал человек по имени Барри Голдуотер. В течение недели перед Рождеством он ежедневно перевозил солдат в Аризону на своем самолете. Доставив их домой, он летел обратно за новой партией.

Во время предвыборной кампании, когда на счету буквально каждая секунда, этот человек нашел время, чтобы побыть у постели старой знакомой, умирающей от рака. Организаторы кампании торопили его, но он сказал: «Немного осталось тех, которым есть до нее дело. Я хочу, чтобы она знала, что я помню о ней». Это тот самый человек, который сказал своему 19-летнему сыну: «Нет лучшего фундамента для жизни, чем честность, и, если ты начнешь строить свою жизнь на этом фундаменте, цементируя ее верой в Господа, это будет хорошее начало». Это не тот человек, который мог равнодушно посылать на войну чужих сыновей. Отношение к войне – один из важнейших пунктов нашей кампании, по сравнению с которым все остальные представляют чисто академический интерес. Хотя, конечно, может возникнуть ситуация, при которой мы поймем, что находимся в состоянии войны, которую обязаны выиграть.

Те, кто готов променять нашу свободу на тарелку супа общества благоденствия, заявили, что они знают, как прийти к миру без победы. Они называют свою утопическую политику «примирение». Они говорят, что, если только мы избежим прямого столкновения с врагом, он забудет свои дурные намерения и научится любить нас. Всех, кто не согласен с ними, они называют поджигателями войны. Они утверждают, что мы предлагаем простые решения сложных проблем. Что ж, быть может, это и есть простой ответ. Не легкий, а именно простой.

Было бы хорошо, если бы у нас с вами хватило смелости сказать избранным нами руководителям: «Мы хотим, чтобы в основе политики нашей страны было то, что мы считаем правильным с моральной точки зрения. Мы не можем совершить глубоко безнравственный поступок – то есть купить свою безопасность и избавиться от страха, быть погребенными взрывом бомбы, объявив миллиарду людей, которые томятся в рабстве за «железным занавесом»: «Оставьте ваши мечты о свободе, потому что мы, спасая свою шкуру, решили пойти на сделку с вашими рабовладельцами». Александр Гамильтон сказал: «Нация, которая перед лицом опасности позорно пасует, уже готова подчиниться властелину, – этого и заслуживает!». Давайте говорить начистоту. Никто не поможет вам сделать выбор между миром и войной, но есть один надежный путь к миру… вы можете обрести мир сейчас же… сдайтесь!

Безусловно, любой путь, за исключением этого, сопряжен с риском, но история учит, что еще больший риск заключен в умиротворении, а именно это наши доброжелательные либеральные друзья и не хотят понять. Они не хотят понять, что их политика примирения есть умиротворение, при котором выбирать приходится не между миром и войной, а только между борьбой и отказом от борьбы. Если мы будем продолжать примирение, продолжать отступать, нам неизбежно предъявят последнее требование – ультиматум. И что потом?

Никита Хрущев сказал своему народу, что он знает, каким будет наш ответ. Он сказал им, что мы отступаем перед натиском холодной войны и что, когда настанет время предъявить ультиматум, мы сдадимся добровольно, потому что будем ослаблены изнутри духовно, морально и экономически. Он верил в это, потому что слышал у нас призывы к миру «любой ценой» и «лучше красный, чем мертвый» или, как заявил один обозреватель, «лучше жить на коленях, чем умереть стоя». Вот здесь и лежит дорога к войне, потому что эти голоса не выражают нашего мнения. И вы, и я знаем и не верим, что жизнь может быть столь дорогой, а мир таким желанным, чтобы получить их ценой цепей и рабства. Когда возникли мысли о том, что нет ничего, за что стоило бы умереть, – только ли перед лицом этого врага? Или Моисей должен был сказать детям израилевым, чтобы они жили в рабстве у фараонов? А Христос – отказаться от креста? Мученики прошлого не были дураками, и наши доблестные герои, ценой жизни остановившие нацистов, погибли не зря! Где же в таком случае дорога к миру? Вот вам и простой ответ.

И у вас, и у меня достанет смелости сказать нашим врагам: «Есть цена, которую мы не заплатим». Есть грань, которую они не должны перейти! В этом и заключается смысл фразы Барри Голдуотера: «Мир посредством силы». Уинстон Черчилль сказал, что «судьбу человека нельзя измерить простым подсчетом. Когда в мире действуют огромные силы, мы начинаем понимать, что у нас есть душа, что мы не животные». И еще он говорил: «Есть нечто, происходящее во времени и в пространстве и за пределами времени и пространства, что, нравится нам это или нет, называется долгом». Это наша судьба. И от нас зависит, сохраним ли мы нашим детям последнюю надежду выживания человека на Земле или оставим единственную возможность – сделать последний шаг в тысячелетнюю тьму.

…Заканчивается второй век нашей истории. Говорят, что дни демократии сочтены, когда желудок берет верх над рассудком. Когда менее обеспеченные ощущают стремление нарушить заповедь и возжелают добра ближнего своего, более обеспеченного, они оказываются перед искушением использовать свое право голоса для немедленного удовлетворения своих желаний. И тогда равные возможности на старте становятся гарантией того, что к финишу они придут одновременно. Руководствуясь эвфемизмом «наибольшее благоденствие наибольшему числу людей», мы разрушаем систему, которая только что добилась этого, и идем к управляемой экономике, связывающей свободу и делающей долги, с которыми придется расплачиваться будущим поколениям.