Роберт Кондратенко - Морская политика России 80-х годов XIX века

Завершающий этап всякого исторического исследования — формулировка выводов — в нашем случае заметно осложняется как отсутствием сопоставимых трудов по морской политике России предыдущего периода, так и предпринятым ради ограничения объема данной работы искусственным сужением ее хронологических рамок, не позволяющим до конца проследить развитие тех процессов, начало которым было положено в 1880-е годы. Тем не менее, представляемый материал дает основания для некоторых наблюдений.

Прежде всего следует отметить, что морская политика тех лет унаследовала многие черты политики предыдущего десятилетия. Прежде всего, она оставалась великодержавной, ориентированной на удержание страной того места в системе международных отношений, которое было ею занято к началу описываемого периода, а также на дальнейшее повышение ее статуса. С этой целью российское правительство содержало, главным образом на Балтике, достаточно крупный флот, способный, по его мнению, решать актуальные военно-политические задачи. Однако если в 1860 — начале 1870-х годов развитие последнего происходило в рамках концепции «двух флотов», предполагавшей сочетание береговой обороны с крейсерской угрозой торговым путям вероятных противников, преимущественно Англии, то уже к концу 1870-х годов обозначилось стремление к созданию сбалансированных морских сил.

Опробованная летом 1863 года, при обстоятельствах, исключавших объективную оценку результатов, концепция «двух флотов» в течение полутора десятилетий заставляла Морское ведомство пополнять корабельный состав прежде всего крейсерами и судами береговой обороны. Но техническая отсталость российской промышленности и недостаток финансовых средств, вместе с желанием ведомственного руководства произвести благоприятное впечатление на верховную власть, не раз приводили к поспешному строительству кораблей с ограниченными боевыми возможностями, примером чему служат «мониторные» и «миноносные» горячки времен Польского восстания 1863–1864 годов и войны с Турцией 1877–1878 годов [902] РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 67. Л. 15. . Быстрый прогресс техники и вооружения за границей в короткое время совершенно обесценил большинство из этих судов. В итоге, к началу 1880-х годов Балтийский флот уже не мог ни защищать должным образом собственные берега, ни серьезно угрожать неприятельской морской торговле. На Черном море и в Тихом океане Россия располагала гораздо более ограниченными силами и не имела средств для заметного их увеличения.

Относительная слабость флота усугублялась проблемами с его личным составом. Разработанные в 1867–1869 годах, согласно указаниям великого князя Константина Николаевича и Н.К. Краббе, руководящие документы по управлению Морским ведомством, наряду со значительным сокращением министерского бюджета, вызвали сравнительное ухудшение положения строевых офицеров, значительный отток их на береговые должности, сократили плавание судов, чем сузили круг лиц, должным образом подготовленных к несению корабельной службы. Предпринятая в начале 1870-х годов попытка устранить отдельные недостатки управленческих структур не увенчалась успехом, преимущественно по финансовым соображениям.

Руководство Морским ведомством сознавало возникший разрыв между возможностями флота и требованиями, предъявляемыми к нему государством. Нарастание угрозы со стороны Турции и Германии, флоты которых значительно усилились в первой половине 1870-х годов, было признано генерал-адмиралом, великим князем Константином Николаевичем еще в 1873 году. Опыт Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, Кульджинского кризиса, морской демонстрации у Дульциньо указывал на важную роль мореходных броненосцев. В совокупности с крейсерами, такие корабли расширяли круг задач, решаемых флотом, и позволяли проводить более активную внешнюю политику. Именно броненосцы могли обеспечить равноправное участие России в акциях других великих держав, позволяли оказывать влияние на позицию враждебно настроенных государств, не доводя дело до открытого вооруженного столкновения, а в случае войны перенести борьбу не только в морские просторы, но и к берегам противника. Необходимость подобных действий в тот период обосновывалась напряженными отношениями с Китаем, Германией, а особенно обострением Восточного вопроса, побудившим российское правительство в конце 1870-х годов признать целесообразность Босфорской десантной операции.

Однако масштабы участия в международных делах ощутимо зависели от состояния государственной экономики, и в первую очередь финансов. Россия же к началу 1880-х годов оставалась страной преимущественно аграрной, с относительно низкими доходами бюджета. К тому же в предыдущие десятилетия она вела почти непрерывные боевые действия на Кавказе и в Средней Азии, воевала с Турцией, мобилизовывала силы в дни Кульджинского кризиса, что в совокупности с целым рядом глубоких реформ способствовало постоянным бюджетным дефицитам, ударявшим и по Морскому ведомству, в свою очередь зачастую нерационально расходовавшему отпущенные средства. В результате ведомственные сметы постоянно урезались Министерством финансов при поддержке Государственного контроля и с одобрения Департамента экономии Государственного Совета. Поэтому не могла быть реализована и новая судостроительная программа, подготовленная в 1876 году С.С. Лесовским и предполагавшая рост числа мореходных броненосцев, пригодных для наступательных действий против соседних стран.

Затрагивая практику использования морских сил в интересах внешней политики, нельзя обойти вниманием тот факт, что крейсерские демонстрации, такие как сосредоточение эскадры И.Ф. Лихачева у берегов Китая в 1860 году, эскадр С.С. Лесовского и А.А. Попова в портах США осенью 1863 года, аналогичные походы эскадр И.И. Бутакова и О.П. Пузино в 1876 году, экспедиция Л.П. Семечкина весной 1878 году, наконец, создание соединенной эскадры С.С. Лесовского в 1880 году, сохраняли характер импровизаций [903] Так, служивший флаг-офицером С.С. Лесовского Л.П. Семечкин писал родителям из Нью-Йорка 14 сентября 1864 года, что наспех набранные команды судов не были подготовлены должным образом, свежая провизия не запасена и т. п. См. РГАВМФ Ф. 22. Оп. 1. Д. 69. Л. 354. . Лишь во время двух последних Л.П. Семечкиным и С.С. Лесовским были подготовлены более-менее подробные планы действий, послужившие отправным пунктом для дальнейших работ в этой области, однако основывались они на непроверенных предположениях, что ставило под сомнение возможность их реализации.

Очевидно, что главный начальник флота и Морского ведомства, великий князь Константин Николаевич, будучи одновременно и председателем Государственного Совета, не справлялся с обязанностями, налагаемыми на него двумя разными должностями. Уделяя основное внимание разнообразным делам, вносимым в Государственный Совет, он неизбежно отвлекался как от вопросов стратегии, всесторонней подготовки личного состава, развития военной техники, так и от повседневных нужд флота. С середины 1860-х годов Константин Николаевич перестал посещать заседания Адмиралтейств-совета, доверив председательство в нем, равно как всеподданнейшие доклады и значительную часть иных своих обязанностей, управляющему министерством. Вместе с тем, он продолжал распоряжаться ведомством, во многом основываясь на рекомендациях довольно узкого круга доверенных адмиралов, прежде всего А.А. Попова, которому часто принадлежала инициатива постановки тех или иных вопросов. При этом нередко утрачивалась взаимосвязь, последовательность и обоснованность решений. Такое положение наводило моряков на мысль о необходимости создания штабного органа, способного взять на себя некоторые функции генерал-адмирала, в первую очередь стратегическое планирование и организацию боевой подготовки. Более того, Морское ведомство в целом объективно нуждалось в обновлении.