Яков Рабинович - Почему евреи не любят Сталина

Мы переписывались с ней, а потом она решилась на путешествие в Сибирь из Караганды. Изящная, добрая, как и все медицинские работники того времени, она излучала теплоту, отличалась высокими нравственными принципами, как отец. От Виолы веяло культурой, Западом, просвещенностью. Своим приездом она привнесла свежую струю в нашу жизнь. Позже отец обрадовался одному ее письму, и особенно сообщению, что его сестричка вышла замуж, хотя и поздно — в 32 года. Сейчас связь с Виолой потеряна.

В 1969 г. мама с папой расстались, мне было 14 лет. Многого о судьбе отца, деда, его семье я так и не узнала.

Здесь было бы уместно немного рассказать о том, что случилось с Генрихом-младшим после ареста и расстрела Ягоды в 1937 г. Первый летописец наркома НКВД Ягоды Владимир Некрасов написал в очерке о судьбе единственного сына Ягоды, который чудом избежал расстрела. Автор очерка лично встречался с Генрихом Генриховичем и многое знал с его слов.

«После ареста отца его, 7-летнего мальчика, вместе с матерью Идой Леонидовной и бабушкой Софьей Михайловной Авербах (родной сестрой Якова Михайловича Свердлова) выслали в Оренбург. Мать и бабушку впоследствии арестовали, а Генрих воспитывался в детских домах в Оренбургской и Куйбышевской областях. Примерно в 1940 г., когда мальчику было 11 лет и он находился в детдоме Бугуруслана, по предложению директора детдома Ксении Прокофьевны Поздняковой и заведующей учебной частью Нелли Филатовны Хатунцевой, о которых Генрих Генрихович вспоминает с большой теплотой, ему сменили фамилию и тем самым спасли от гибели. Правда, уже после войны, в 1945 г., как рассказал мне Генрих, он допустил оплошность: при поступлении в железнодорожный техникум Куйбышева в анкете указал, что его отцом был Ягода. Из техникума его исключили, а позднее — в 1949 г. — по решению особого совещания при МГБ СССР он был осужден на пять лет. Из лагеря Генрих Генрихович вышел по амнистии в 1953 г. В дальнейшем он получил инженерное образование, был реабилитирован и живет сейчас вместе с семьей в одном из городов Украины.

Древо жизни Г. Г. Ягоды, в отличие, скажем, от А. И. Рыкова, не остановилось. В 1989 г. его внук Станислав Генрихович поступил в один из московских институтов, а теперь уже окончил его и приступил к работе».

Интересная деталь: Генрих Авербах не стал выдавать историку своих ангарских детей — Вику и Виктора, дабы отвести от них угрозу. Не забывайте, на дворе стояли 90-е, еще случился путч, была большая вероятность возврата к коммунизму.

Генрих продолжал общаться письмами с прежней семьей через дочь Викторию. Девочка сильно переживала развод родителей. Когда ей исполнился 21 год и она вышла замуж, Вика решила поехать в гости к отцу. В свадебное путешествие. Она приехала в Северодонецк к папе и его новой супруге Валентине Дмитриевне без обид и попреков. При встрече Вика сказала ему: «Папа, все, что есть во мне хорошего, это от тебя!» Он удивился и обрадовался. Дочь до сих пор помнит слова отца: «Вика, стоит тебе хоть раз обмануть человека, тебе никто больше не будет верить». С тех пор Виктория Генриховна лучше промолчит, чем обманет или слукавит.

— В Северодонецке отцу предложили работу ведущего инженера, дали жилье от предприятия, — рассказала Виктория Авербах-Комарицына. — Он приходил с работы усталым, с красными глазами. Работал над чертежами машины по переработке глины. Просил меня не убираться на его столе, там, в «художественном беспорядке», лежали его важные чертежи.

Вторая жена приняла супругов Комарицыных дружелюбно. Во втором браке у Авербахов родился сын Стас, ему в то время было лет пять. Когда гости из Сибири гуляли со Стасиком по Северодонецку, жители принимали его за их сына. Позже семья Авербахов переехала поближе к Москве, в Гусь-Хрустальный, для того, чтобы Стас получил образование. Жизнь и быт в частном доме угнетали Генриха. Он писал дочери: «Я очень городской житель, здесь прекрасный сад, дышится легче, но все это не мое!»

Когда Вика уезжала от отца из Северодонецка, он ей признался, что очень болен. И если бы не Валентина Дмитриевна, его бы уже давно не было в живых.

После Гусь-Хрустального переписка с отцом внезапно прекратилась, а потом пришло письмо из Израиля, в котором супруга сообщила о смерти папы. Генрих Авербах ушел из жизни 28 июля 2003 г.

Валентина Дмитриевна написала, что, несмотря на большую разницу в возрасте (20 лет), она прожила с ним счастливую жизнь. В Израиль они уехали по состоянию здоровья, Авербаху были созданы исключительные условия, поставлена виброкровать, проведены реабилитационные мероприятия. Сын Станислав и его жена Юля находились рядом. Отец часто вспоминал своих ангарских детей — Вику и Витю.

— Мой папа был необыкновенным человеком, я его почитаю и люблю, — говорит Виктория Генриховна. — Для меня он всегда останется примером отца и образцом мужчины.

После этой характеристики я нашел слова Исаака Бабеля про дедушку Вики: «При Ягоде, по сравнению с теперешним (времена Ежова), наверное, было еще гуманное время».

Чем дальше уносит нас время от грозных событий XX века, тем светлее они становятся. С них смывается грязь, забывается наносное и остается самое светлое [10] Мухин А. Мой дед Генрих Ягода. «Еврейская газета», 2012. № 29. 4 сентября — 10 сентября. .

«Не судите, да не судимы будете». Лучше обо всем и не скажешь.

В мае 1944 г. при СНК СССР был создан Совет по делам религиозных культов (СДРК). Одновременно подтверждался статус иудаизма как официально признанной конфессии (одной из тринадцати), что формально предполагало наделение ее рядом организационных прав, в том числе таким основополагающим, как формирование центрального координационно-управленческого органа, наделенного следующими важными полномочиями: планирование и направление деятельности региональных общин, созыв всесоюзных съездов их представителей, организация религиозного образования, подготовка и аттестация служителей культа, производство и распределение богослужебной литературы, обрядовых облачений, ритуальных предметов и продуктов питания, поддержание связей с зарубежными и международными единоверческими организациями, подготовка поездок за границу (с целью паломничества и образования). Однако на деле иудаизму, в отличие от православия и ислама, эти возможности предоставлены не были. В частности, сверху так и не последовало санкции на создание общесоюзного раввината и избрание «всесоюзного» главного раввина. Впрочем, когда в ходе тех или иных проводившихся властью пропагандистских мероприятий (главным образом внешнеполитического характера) ей нужно было продемонстрировать выражение верноподданнических чувств всего советского религиозного еврейства, эта роль поручалась главному раввину Московской хоральной синагоги. Но подобное могло лишь микшировать, но никак не компенсировать существовавшую в советском иудействе организационную разобщенность, которая не только осложняла его существование, но и, как это ни парадоксально, ограничивала манипулятивные возможности самой власти, неразумно лишившей себя такого действенного инструмента воздействия на еврейство, каким мог быть в ее руках, скажем, тот же общесоюзный раввинат.