Яков Рабинович - Почему евреи не любят Сталина

Осенью 1943 г. власти наконец обратили внимание на совершенно жалкое положение с кадрами раввинов, сложившееся в общинах после кровавых чисток «большого террора». Такой позитивный сдвиг произошел, думается, не только вследствие общерелигиозного потепления в стране, но и благодаря тому, что летом — осенью 1943 г. представители ЕАК С. М. Михоэлс и И. С. Фефер, предпринявшие пропагандистскую поездку в США, Великобританию и другие союзные страны, встретились там с руководителями влиятельных еврейских организаций, как светских (Всемирный еврейский конгресс и др.), так и религиозных. Все они живо интересовались религиозной жизнью советских евреев, в том числе и видный американский ортодоксальный раввин Эпштейн, попросивший посланцев Москвы оказать содействие в установлении связей с единоверцами в Москве.

Возможно, под воздействием такого «внешнего» влияния СДРК поспешил устранить затянувшийся кадровый кризис в Московской хоральной синагоге, предложив должность ее главного раввина С. М. Шлиферу (1889–1957). Шлойме (Соломон) Шлифер был потомственным священнослужителем. Его отец, Михель Шлифер, который с конца 1880-х гг. являлся главным раввином Александрии (Херсонская губерния), по сути передал ему эстафету духовного служения. Произошло это в 1913 г., когда С. Шлифер, успешно пройдя аттестацию раввина, возглавил ту же александрийскую общину, продолжив тем самым дело родителя. Пережив бедствия Гражданской войны, С. Шлифер в 1922 г. переехал в столицу и с тех пор связал свою судьбу с Московской хоральной синагогой.

Возвратившись из эвакуации в начале 1944 г. в Москву, Шлифер принял от Чобруцкого полномочия главного раввина, а через два года сменил его и в председательском кресле правления общины. Все это не могло не вызвать сильные трения в тогдашней столичной иудейской элите. Амбициозный и мстительный, Чобруцкий стал активно интриговать против своего преемника, используя при этом свои обширные связи с властями [11] Снопов Ю. Л. Председатель Самуил Чобруцкий как деятель Московской еврейской религиозной общины: вторая половина 1930-х — первая половина 1950-х годов //100 лет. Московская хоральная синагога. М., 2006. С. 169–175. .

В 1945 г. были назначены раввины и в другие московские синагоги — Арбатскую и Марьинорощинскую.

Введенный властями режим относительного благоприятствования религии способствовал тому, что в первые послевоенные годы отмечался рост количества официально учтенных синагог. В январе 1946 г. их числилось 75, в октябре 1946-го — 124, в январе 1947-го — 162, в январе 1948-го — 181 (в том числе в УССР — 73). Это был пик, после которого, вследствие развернувшейся борьбы с еврейским национализмом и космополитизмом, наметилась обратная тенденция. В апреле 1949 г. количество зарегистрированных синагог составило уже 180, в январе 1950-го — 151, в январе 1951-го — 141, в январе 1952-го — 136 (при выявлении 244 нелегальных миньянов) [12] Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 63–64. .

В те годы происходило и ухудшение общерелигиозной ситуации в стране. Секретарь ЦК ВКП(б) Суслов и вверенный ему Агитпроп стали исподволь инспирировать новую антицерковную кампанию. В августе 1948 г. Д. Т. Шепилов, назначенный незадолго до этого заведующим отделом пропаганды и агитации ЦК, направил Маленкову пространную записку «О состоянии антирелигиозной пропаганды», в которой, сетуя на то, что в стране с 1941 г. перестала издаваться атеистическая литература, отмечал: «особенно усилили свою деятельность баптисты, католики и еврейские клерикалы», которые ведут «подпольную борьбу против советской власти, поддерживают нелегальную связь с заграницей, получают оттуда указания и материальную помощь».

В результате Шепилову удалось провести через Секретариат ЦК решение о разработке в двухнедельный срок проекта постановления ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной пропаганды». Однако несмотря на то что таковой вскоре и был представлен Маленкову, тот не спешил его утверждать. Будучи, в отличие от партаппаратчика-ортодокса Суслова, прагматиком-«государственником», Маленков, видимо, не желал отравлять отношения государства и церкви, подозревая к тому же Шепилова в нелояльности к себе и закулисных интригах.

Не добившись желаемого, Шепилов в марте 1949 г. решил продублировать свое похеренное антирелигиозное обращение, направив скорректированный текст на сей раз непосредственно Сталину. В этом варианте особо отмечалось, что «за последнее время деятельность многих еврейских религиозных общин приняла ярко выраженный националистический характер». Однако главной новацией второй редакции записки стали появившиеся в ней обвинения против государственных органов управления религиозными организациями (особенно против Совета по делам русской православной церкви во главе с Г. Г. Карповым). Этот Совет обвинялся Агитпропом в том, что, заняв позицию примиренчества и нейтралитета в отношении к «церковникам», тот встал «на путь попустительства», «сращивания» с ними (приводились факты обмена подношениями) и тем самым создавал «благоприятные условия для возрождения варварских обычаев и обрядов». Приложенный проект постановления ЦК теперь именовался «О неправильной линии в работе Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР». В нем даже предусматривалась отмена института уполномоченных Совета в РСФСР и других республиках, за исключением Украины и Белоруссии [13] Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 63–64. .

Однако эта попытка представителя «партийной фракции» номенклатуры использовать «религиозную карту» в борьбе с «госаппаратчиками» не удалась. В июле 1949 г. Маленков добился снятия Шепилова с поста руководителя Агитпропа. Кроме того, когда 18 августа 1951 г. министр государственной безопасности СССР С. Д. Игнатьев обратился к Маленкову с предложением арестовать главного раввина Шлифера (для пущей убедительности в МГБ была составлена совершенно секретная справка «О враждебной националистической деятельности раввина Шлифера С. М.»), то соответствующей санкции не последовало. И хотя в еврейской среде тогда широко были распространены слухи об антисемитизме Маленкова, он, тем не менее, смог, видимо, убедить Сталина «оставить без последствий» это зловещее ходатайство [14] Государственный антисемитизм в СССР. С. 273–277. .

Хотя против ареста главного раввина мог, конечно, выступить и сам вождь. На это предположение настраивает тот факт, что зимой 1953 г., в дни печально знаменитого «дела врачей», сколько-нибудь значительных репрессий против религиозных евреев не последовало. Хотя синагоги и в Москве, и других советских городах тогда вдруг обезлюдели. В них даже в иудейские праздники молящихся можно было пересчитать по пальцам руки. Охваченные общим для еврейства страхом, некоторые раввины и члены «двадцаток» стали отказываться от должностей, обходя потом синагоги стороной. И лишь после опубликования 4 апреля 1953 г. в газетах сообщения об освобождении «врачей-вредителей» ситуация изменилась. В последние дни праздновавшегося тогда Песаха синагоги вновь заполнились людьми, среди которых было и немало тех, кто прежде был далек от религии. Среди воспрянувших духом молящихся слышны были экзальтированные возгласы: «Мы спасены!», «С евреев смыто грязное пятно».