Яков Рабинович - Почему евреи не любят Сталина

Учитывая недавний социальный статус Жемчужиной, ей определили относительно мягкое наказание: пять лет ссылки в Кустанайской области Казахстана. Но груз незаслуженных обид оказался столь тяжелым, что там она поначалу пристрастилась к алкоголю, но затем сумела взять себя в руки и морально не опустилась.

Остракизму подверглась и жена заместителя председателя Совета Министров СССР и председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) А. А. Андреева Д. М. Хазан. Эта гранд-дама «номер два» в советском истеблишменте, которая начиная с 1938 г. занимала последовательно посты заместителя наркома легкой промышленности и заместителя наркома текстильной промышленности, в начале 1949 г., будучи существенно пониженной в должности, оказалась в кресле директора Центрального научно-исследовательского института шерстяной промышленности Министерства легкой промышленности СССР. Теперь конец ее служебной карьеры был не за горами. 22 сентября того же года министр легкой промышленности СССР А. Н. Косыгин проинформировал Маленкова, что коллегия министерства оценила работу Центрального научно-исследовательского института шерстяной промышленности как «совершенно неудовлетворительную» и приняла решение освободить Хазан от должности директора [126] Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политическое преследование евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 137. .

Тем временем начиная с середины января 1949 г. широкомасштабная акция по выкорчевыванию «сионистского заговора» вступила в свою решающую фазу.

Расследование «преступной деятельности еврейских националистов» было поручено следственной части по особо важным делам МГБ СССР, возглавлявшейся генерал-майором А. Г. Леоновым. Он, а также его заместители полковники М. Т. Лихачев и В. И. Комаров внесли на первом этапе наибольший вклад в фабрикацию «дела Еврейского антифашистского комитета». Непосредственными исполнителями этой провокационной акции стали 35 следователей, в том числе П. И. Гришаев, Б. Н. Кузьмин, Н. М. Коняхин, Г. А. Сорокин, В. П. Зайцев, А. Ф. Рассыпнинский и др. Но особенно усердствовал В. И. Комаров. О том, что это был за субъект, дает представление письмо, направленное им, уже арестантом и подельником низложенного министра Абакумова, Сталину 18 февраля 1953 г., в разгар антисемитского «дела врачей»:

«Дорогой товарищ Сталин!

…В коллективе следчасти хорошо знают, как я ненавидел врагов. Я был беспощаден с ними, как говорится, вынимал из них душу, требуя выдать свои вражеские дела и связи. Арестованные буквально дрожали передо мной, они боялись меня, как огня… Сам министр не вызывал у них того страха, который появлялся, когда допрашивал их я лично. Арестованные враги хорошо знали и ощущали на себе мою ненависть к ним, они видели во мне следователя, проводившего жесткую карательную линию по отношению к ним, и поэтому, как докладывали мне следователи, всяким путем старались избегнуть встречи со мной, не попасть ко мне на допрос… Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов…

В 1948 г. я первый при допросах арестованных выявил, что еврейские националисты проявляют интерес к нашим руководителям партии и правительства, и в результате в дальнейшем вышли на Еврейский антифашистский комитет… Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я наполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу Вас: дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству…» [127] Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 138.

До начала 1950 г. проводились интенсивные допросы и очные ставки обвиняемых, которым по распоряжению Абакумова в марте было официально заявлено о прекращении следствия по их делам. В последующие месяцы интерес руководства следственной части по особо важным делам к арестованным лидерам ЕАК заметно снизился. В это время все силы следственного аппарата МГБ были брошены на создание новой антисемитской мистификации — «дочернего» дела о шпионаже М. С. Айзенштадт-Железновой, Н. Я. Левина, С. Д. Персова и других, работавших в редакции ЕАК, и их «преступных связях» с руководителями «сионистской» группы, разоблаченной на Московском автомобильном заводе им. Сталина (о тех и других речь пойдет далее). В это же время Абакумов и его подручные активно подготавливали судебную расправу над арестованными партийными и государственными деятелями, принадлежавшими к так называемой ленинградской группировке.

До томившихся на Лубянке «еаковцев» просто не доходили руки. А может быть, не знали, что с ними делать: собранные «доказательства» их вины даже по тем временам не могли считаться серьезными, только в отношении Фефера, дело которого следствием не приостанавливалось, могли быть выдвинуты более или менее обоснованные обвинения, однако и они имели весьма сомнительную ценность, поскольку тот тайно сотрудничал с органами МГБ. Поэтому расследование дела ЕАК оказалось спущенным на тормозах.

Так продолжалось до середины 1951 г., когда в МГБ развернулась кардинальная чистка аппарата. Поводом к этой давно назревавшей пертурбации послужило письмо, направленное 2 июня Сталину подполковником следственной части по особо важным делам М. Д. Рюминым. В письме он обвинил руководство МГБ, и прежде всего министра Абакумова, в сознательном укрывательстве террористических замыслов националистов и вражеской агентуры, направленных против советского руководства [128] На этот шаг Рюмина толкнули не только его феноменальный авантюризм, чрезмерное тщеславие и амбициозность, но и то, что в мае 1951 г. в Управлении кадров МГБ возникли сомнения в сведениях, сообщенных им ранее о своих родственниках. Началась проверка, и выяснилось, что при поступлении на работу в органы госбезопасности Рюмин скрыл свое «социально чуждое» происхождение: отец до революции был богатым скототорговцем, а тесть в годы Гражданской войны служил в армии А. В. Колчака. Встревоженный этим разбирательством, грозившим ему в лучшем случае увольнением с работы, Рюмин нашел выход для себя в клеветническом доносе на Абакумова. . Помимо прочего, Рюмин уличал шефа тайной полиции в том, что тот намеренно свернул расследование дела антисоветской молодежной организации «троцкистского типа», известной как Союз борьбы за дело революции (СДР). В этот союз, возникший в августе 1950 г., входили ученики старших классов школ, студенты-первокурсники, в основном дети репрессированных евреев. Возглавлял СДР 18-летний студент-историк Б. В. Слуцкий, опиравшийся на актив своих единомышленников, к числу которых относились В. Л. Фурман, Е. 3. Гуревич, С. С. Печуро, Г. Г. Мазур, И. И. Аргунская, М. А. Улановская, Ф. М. Воин, И. Л. Ванников, Н. Е. Уфлянд, А. Е. Рейф и др. В январе — марте 1951 г. все они были арестованы. Тогда выяснилось, например, что Гуревич, не довольствуясь выпуском антиправительственных листовок, неоднократно предлагал совершить террористический акт против Маленкова, видя в нем главного виновника бед, обрушившихся на евреев. И вот деятельность такой «преступной организации», как отмечал Рюмин, Абакумов пытался представить как безобидную игру детей в политику. С этой целью в марте 1951 г. по его указанию был подготовлен для отправки в ЦК «обобщенный» протокол допроса «главаря» СДР Слуцкого, из которого изъяли показания последнего о готовившихся акциях террора. В начале 1952 г. Военная коллегия приговорила Слуцкого, Фурмана и Гуревича к расстрелу, одиннадцать их подельников получили по 25 лет лагерей, а двое — по десять лет.