Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Сложные интриги развернулись между членами Политбюро в борьбе за власть. В центре властной группировки стояли Маленков, Берия, Молотов. По-разному отнеслись к смерти Сталина его товарищи и коллеги. Хрущёв не входил в центр политического руководства, но все предчувствовали в нём силу и ловкость лидера. «Именно в это время Берия стремился сблизиться с Хрущёвым, завоевать его расположение, – вспоминал А. Аджубей. – Случалось, поздней осенью поджидал его на шоссе по дороге на дачу, чтобы побеседовать… Пассажиры первой машины беседовали. Мне оставалось разглядывать стволы берёз… По рассказам Хрущёва, в дни, когда мучительно умирал Сталин, Берия перестал сдерживать свои истинные чувства. Злобно ругал Сталина, никого не стесняясь, а когда тот на миг приходил в сознание, бросался к нему, целовал руки, лебезил. Едва наступил конец, Берия, не подойдя даже к плачущей дочери умершего, тут же умчался из Волынского, чтобы первым оповестить друзей и приспешников. «Я сказал тогда Булганину, – говорил Никита Сергеевич, – как только Берия дорвётся до власти, он истребит всех нас, он всё начнёт по новому кругу…» ( Аджубей А. Те десять лет // Знамя. 1988. Июнь. № 6. С. 112). Но Хрущёв опередил всех претендентов на власть, стал сначала первым секретарём партии, а потом и председателем Совета Министров СССР. А началось всё с того, что Маленков, как председатель Совета Министров СССР, отменил все льготы партийных руководителей («конверты», содержимое которых в несколько раз превышало их зарплату, персональные машины, бесплатный отдых в санаториях и т. д.) и поднял в два-три раза заработную плату государственным чиновникам. Решением Маленкова партийные работники были понижены в статусе и не имели права вмешиваться в качестве решающего голоса в государственные дела. Это было, в сущности, решение Сталина, увидевшего, что партия коммунистов стала управлять государством, а это нарушало равновесие в стране, и он поручил Маленкову, как самому близкому соратнику, представить это решение обществу. Три месяца шла жестокая партийная борьба за возвращение льгот, многие партийные руководители обращались к Хрущёву, как секретарю ЦК КПСС, с просьбой отменить решение. Хрущёв обещал это сделать. На сентябрьском Пленуме ЦК КПСС 1953 года Хрущёва избрали первым секретарём ЦК КПСС, и льготы не только были восстановлены, но ещё и возросли, а главные партийные руководители стали во главе государства, Хрущёв стал к тому же и председателем Совета Министров СССР, то есть полновластным хозяином страны. Это была коренная ошибка ЦК КПСС, приведшая к новому культу личности, льготы не отменил и Брежнев, что привело к полному разложению партийных и государственных чиновников.

28 апреля 1953 года сотрудники Отдела науки и культуры ЦК КПСС А. Румянцев и П. Тарасов подготовили «Записку» об ошибках редакционной статьи «За боевую театральную критику!» в «Литературной газете» 23 апреля 1953 года. Документ был отправлен секретарю ЦК КПСС тов. П.Н. Поспелову, который 5 мая 1953 года оставил на «Записке» резолюцию: «Согласен». «При чтении статьи создаётся впечатление, – говорится в «Записке», – что в настоящее время невозможны вообще рецидивы космополитизма в театральной критике, что вопрос борьбы с подобными рецидивами снят сейчас с повестки дня. «Литературная газета», по существу, амнистирует грубые идейные ошибки критиков-космополитов, когда обращается с прямым призывом «занять место в авангарде нашей театральной критики» к таким театральным критикам, как Б. Алперс, С. Мокульский и др., в своё время раскритикованным в нашей печати за космополитизм и эстетство.

Следовало бы обратить внимание главного редактора «Литературной газеты» т. Симонова на эту ошибку газеты» ( Культура и власть. С. 65).

Смерть И.В. Сталина многих отрезвила, напомнила деятелям культуры об их ответственности перед государством и народом. Тогда же А.А. Фадеев вновь задумался о прожитом пути и своей руководящей деятельности в Союзе писателей СССР. О том, как он с увлечением работал над романом «Молодая гвардия», получил Сталинскую премию, сотни писем и десятки рецензий, статей и дружеских поздравлений с успехом, а потом состоялась беседа со Сталиным, в которой тот сказал много хорошего и указал на недостатки романа: слабо показана роль партии в подвиге молодогвардейцев. В «Правде» 3 декабря 1947 года появилась статья, которая многое перечёркивала в романе, многое необходимо было дописать, таково было требование партии, таково было требование И.В. Сталина. И он услужливо взялся исправлять роман, вновь искал факты, встречался с людьми, пережившими немецкую оккупацию… Фадеева тяготило раскаяние – он подписал немало писем о «враждебной троцкистской» деятельности многих писателей, расстрелянных или сосланных в лагеря, понимал: будет пересмотр многих дел, невинные восстанут и будут жаловаться на него, кроме того, его обвиняют в том, что Секретариат и Президиум не работают. И 23 мая 1953 года А. Фадеев написал личное письмо своему другу А.А. Суркову, заместителю генерального секретаря Союза советских писателей, чтобы он переслал его письмо о реорганизации Союза советских писателей в ЦК КПСС, лично в ЦК он не может обратиться по сложному и противоречивому состоянию своей души. А. Сурков, сохраняя в тайне это письмо, лично его перепечатал, «а машинистка я не очень квалифицированная», и послал П.Н. Поспелову. В письме А. Фадеева говорилось о том, что он «болен психически», совершенно «неработоспособен», но он видит, в каком трагическом положении оказались чуть ли не все писатели, которые чаще всего занимаются общественными делами, а не писательскими, творческими. Нужно освободить писателей «на четыре пятых» от «бремени руководства», «чтобы их творческая работа, их собственная работа над собственными произведениями стала их главной деятельностью». Корнейчук, Симонов, Погодин, Лавренёв, Леонов, Ромашов, Софронов, Суров, Арбузов, Якобсон – «все эти люди, за некоторыми исключениями, работают над пьесами урывками, никто не успевает доработать свои пьесы до необходимого уровня, все пишут либо торопливо, либо вообще слишком мало пишут, либо уж вовсе не пишут, как Леонов, а без их высокого примера талантливую молодёжь воспитать невозможно»: «Какая может быть поэзия, если такие поэты, как Твардовский, Симонов, Тихонов, Бажан, Самед Вургун, Грибачёв, Исаковский, Кулешов, Венцлова, Сурков, Рыльский, Щипачёв и некоторые другие, работают не на все тысячи и тысячи отпущенных им Господом Богом поэтических сил, а на две собачьи силы, которые удаётся высвободить из-под бремени так называемых «общественных нагрузок»… Проза художественная пала так низко, как никогда за время существования советской власти. Растут невыносимо пухлые, скучные до того, что скулы набок сворачивает, романы. Написанные без души, без мысли, а в это время те два-три десятка отличнейших прозаиков, которые одни только и могут дать сегодня хотя бы относительные образцы прозы, занимаются всем, чем угодно, кроме художественной прозы. Стоит появиться хотя бы одному новому со свежим пером честному прозаику, вроде Кочетова в Ленинграде, появиться с первым свежим, чистым произведением, как этого талантливого человека, к тому же больного туберкулёзом, по уши завалили так называемыми «общественными нагрузками», и человек уже начинает гибнуть на наших глазах как писатель, а ведь ему столько нужно ещё учиться!» (Там же. С. 91—92). А за всем этим глубоким и точным анализом современной литературы, к которой ничего не надо добавлять, одна просьба: освободите меня от нагрузки, дайте мне отпуск для завершения работы над романом «Чёрная металлургия».