Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе - Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Благодаря близости к Николаю Ухтомский играл активную роль в восточноазиатской политике в первые годы его правления. Огюст Жерар (Auguste Gerard), французский посланник в Китае, полагал, что Ухтомский был «выбран царем на роль интерпретатора и главного исполнителя российской политики в Восточной Азии» {199} . Хотя дипломат и переоценивал вес Эспера Эсперовича, он хорошо его охарактеризовал: [Ухтомский] «был любопытный человек. Молодой, образованный, с живым и деятельным темпераментом, увлекающийся, но вдумчивый — его характер и устремления не подходили ни дипломату, ни придворному. Прежде всего его волновали важные вопросы, касающиеся его страны» {200} .

Наиболее заметна была роль князя как поборника более близких связей с Востоком. Помимо написания популярного «Путешествия на Восток Его Императорского Высочества…» Эспер Эсперович часто комментировал азиатские события в таком издании, как ультраконсервативный «Гражданин» князя Владимира Мещерского в начале 1890-х гг. Теперь у Ухтомского были более честолюбивые замыслы, и в 1895 г. он представил царю план создания своей собственной ежедневной газеты. Он пояснял, что газета, «не отличаясь узконационалистическим направлением и широко отражая… культурную жизнь Запада, вместе с тем в полемическом отношении» станет «проводником одобряемых Вами принципиальных взглядов на Востоке» {201} .

Ирония заключалась в том, что средством осуществления этого плана оказались достопочтенные «Санкт-Петербургские ведомости» — ежедневная газета, утверждавшая, что она ведет начало от первой российской газеты, основанной в 1702 г. Петром Великим — царем, который стремился европеизировать Россию. В XVIII в. газета печаталась Академией наук. Среди ее редакторов были такие интеллектуальные светила, как Михаил Ломоносов. В 1860-х гг. при либерально настроенном В. Ф. Корше она стала ведущей ежедневной газетой Петербурга и главным конкурентом консервативных «Московских ведомостей» под редакцией Каткова. Критические высказывания по адресу известных чиновников привели к увольнению Корша в 1874 г., и контроль над изданием был передан Министерству народного просвещения {202} . Министерство пустило дела газеты на самотек, и к началу 1890-х гг. тираж газеты был одним из самых низких среди ежедневных газет столицы [23].

В октябре 1895 г. министр народного просвещения граф Иван Делянов написал Ухтомскому, что его «с одобрения» императора назначают редактором «Санкт-Петербургских ведомостей» с денежным пособием 35-45 тыс. руб. {203} . В первых выпусках после вступления в должность редактора газеты в январе 1896 г. князь разъяснил редакционную политику газеты. Заметив, что «Санкт-Петербургские ведомости» будут «бесстрастно» полемизировать с «прогрессивно-радикальной» прессой, он обещал не скатываться к стандартному консерватизму. Одной из особых забот газеты будет защита прав проживающих в империи меньшинств {204} .

В то же время эта ежедневная газета взяла на вооружение отчетливо антиевропейскую философию. Ухтомский предупреждал своих читателей против «рабского следования» путями западной цивилизации. Российская империя в основе своей была азиатской, а не европейской страной: «…правы люди, с… патриотическим воодушевлением говорящие: Россия и восточные миры — одно по идее неразрывное целое, лишь временно не находящее безусловного единения частей» {205} . Наиглавнейшая цель газеты, как подчеркивал Ухтомский, состояла в том, чтобы пропагандировать поворот России на Восток:

Нам нужны широкие горизонты: у всякого народа с мировым значением искони существовала глубочайшая уверенность в своем историческом призвании быть выше и лучше других… Россия, оставаясь во всеоружии политического положения в Европе, властнее прежнего взглянет на ближний и дальний азиатский Восток, где для творческих сил русского народа… открыт еще… поразительный простор деятельности самого благородного свойства {206} .

Хотя «Санкт-Петербургские ведомости» так и не возродили свое былое величие, но за первое десятилетие редакторства Ухтомского газета завоевала репутацию самого авторитетного издания по азиатским вопросам {207} . В ней подробно рассказывалось о Востоке, на ее статьи часто ссылались другие газеты. В обществе было известно о близости Ухтомского ко двору и к ведущим политическим деятелям, и это придавало газете статус полуофициального глашатая интересов Петербурга на Востоке. В одной из своих еженедельных колонок в консервативной берлинской «Кройццайтунг» немецкий историк Теодор Шиманн назвал князя «печатным авторитетом по всем вопросам, касающимся “миссии России в Азии”» {208} .

Отношения газеты с государством не были абсолютно безоблачными. Меньше чем через год после того, как он стал редактором, Ухтомский получил выговор от министра Делянова за слишком мягкое отношение к студенческим беспорядкам {209} . Неудивительно, что призывы Ухтомского более терпимо относиться к религиозным меньшинствам империи также вызвали гнев печально знаменитого реакционного обер-прокурора Святейшего синода, Константина Победоносцева {210} . Редакционная политика Ухтомского вызывала недовольство и со стороны более правых коллег. Редактор ежедневной газеты «Южный край» В.М. Юзефович осудил Ухтомского как «проповедника национального раздора» и добился, чтобы его убрали из правления Исторического общества {211} . В период между 1898 и 1903 гг. газету несколько раз не пускали в продажу в наказание за ее позицию, считавшуюся слишком прогрессивной {212} .

Тем не менее по крайней мере до 1900 г. царь благоволил к Ухтомскому. Эспер Эсперович имел свободный доступ к царю и часто давал ему советы по политике в Азии {213} . По словам редактора «Нового времени» Алексея Суворина, Ухтомский «говорит государю все», а военный министр Александр Куропаткин охарактеризовал его так: «близкий человек к Государю… Имел влияние на государя, и влияние вредное» {214} .

Иностранные наблюдатели по-разному оценивали то влияние, которое Ухтомский оказывал на Николая, но все они считали его важной фигурой в годы, предшествовавшие Русско-японской войне. Французский дипломат описывал его как «толкователя и главного исполнителя российской программы и политики на Дальнем Востоке» {215} . Его британские коллеги были более резки в своих оценках, называя Ухтомского «Miles Gloriosus» (Хвастливым воином) [24]русской журналистики, «слепым энтузиастом с достойными целями, но путаницей в мыслях» {216} .

Внутренняя Азия была одной из общих страстей князя и императора. Как и Ухтомский, Николай был склонен к мистицизму. По словам С.Ю. Витте, все, что видел Николай, преломлялось сквозь дымку мистицизма, которая представляла ему в преувеличенном виде «его собственные предназначение и личность» {217} . Хотя царь всегда считал себя преданным защитником православной церкви, он также живо интересовался буддизмом и народами, его исповедовавшими {218} .