Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

Какое преображение! К шее коня склоняется загорелое, гримасничающее лицо ликующего дикаря, упивающегося местью, обагрившего свои пухлые, с ямочками и перевязочками ручки кровью врага.

- Месть! Я отомстил, Алеша! - вырывается победный вопль. И всадник в красном облаке песка скачет уже через парк к воротам.

Шатаясь, словно пьяный, хозяин Баге Багу, зелено-бледный, стонущий плетется вниз, шаркая золотошвейными постолами по мраморным ступеням лестницы к валяющейся на красном песке голове. Он боится наклониться и поднять ее. Руки у него дрожат. Он онемел от ужаса и отвращения.

Немцы прыгают через мраморную балюстраду и бегут к лежащей на земле голове. От нее падает круглая, как от футбольного мяча, тень.

Чуть побледневшая, сверху смотрит на голову стальными, почти равнодушными глазами леди Сахиб Джелял. Платочек с кружевными краешками судорожно прижат к губам. О, это любопытство женщины! Она не удержалась, чтобы не посмотреть. И она не могла не удержаться:

- Разве мы, женщины, бываем не правы! Раз творец дал нам когти, почему же не дать им работу? Слабая женщина начала, сильные мужчины продолжают. Поднимите ее с земли...

- Недостойно человеческой голове лежать в прахе и соре! - поддержал жену Сахиб Джелял.

- Итак, еще один Наполеон закончил свой поход, - проговорил Мансуров.

- Всю жизнь он ловил людей в сети смерти, а смерть изловила его...

Голос прозвучал совсем рядом с Алексеем Ивановичем. Говорила, откинув искабэ, Шагаретт, и вдохновенность ее лица поразила на мгновение всех. У Гвендолен невольно вырвалось:

- Прекраснее девы рая, обольстительнее летней ночи!

- Уйдем отсюда, Алеша, - шепнула Шагаретт. - Кто эта белобрысая женщина? Почему она так смотрит на тебя? - И она увлекла Алексея за собой.

Они прошли мимо неистовствовавшего Али Алескера. Он бегал, кланяясь и визжа, перед мрачными, ошеломленными немецкими офицерами. На взмокшем от пота лице его читались страх, хитрость, распутство, лукавство. Он лебезил, молил, просил. Он доказывал, что и он сам, и Баге Багу тут ни при чем:

- Ворона в своем гнезде не пакостит. Шейх своей рукой бороду не поджигает.

Голова генерала фон Клюгге примирила, правда на короткое время, враждующие стороны в имении Баге Багу. Аббаса Кули вместе с добровольно вызвавшимся полковником Крейзе откомандировали найти тело оберштандартенфюрера. Остальные фашисты торжественно и мрачно отнесли голову в конференц-зал приготовить все к похоронам. Сахиб Джелял вместе с Гвендолен отправились с визитом к Мансурову в его флигель.

Они застали в комнате одну Шагаретт, метавшуюся взад и вперед.

- Где ваш муж? - спросил Сахиб Джелял.

- Он пошел искать этого слизняка Али Алескера, выковырнуть из него душу, - ответила Шагаретт.

- Что он имел в виду, наш хитроумный Алексей-ага?

- Алеша сказал, что у Али Алескера есть радио, что он будет не он, если не заставит его показать, где оно. Иначе...

- Иначе?..

- Иначе Алеша пристукнет его. Он так и сказал - "пристукну". Алеша думает, что с ним целый эскадрон красноармейцев. Какое несчастье! Они его там убьют! Али Алескер и немцы. О Хусейн! А моих джемшидов все нет и нет...

Слова Шагаретт о джемшидах Сахиб Джелял пропустил мимо ушей, о чем ему пришлось позже пожалеть. Он оставил Гвендолен с Шагаретт, а сам поспешил искать Мансурова.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

______________________________

ВНУК ДЖЕМШИДА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Если ты соберешь и накопишь

золота, словно песку, все равно после

тебя оно останется в наследство другим.

Д ж а л а л е д д и н Р у м и

Мир непостоянен. Нет верности в

нем. Ветхий, ветхий мир! Чего только

нет в нем! Ты громоздишь дворец, но это

лишь текучая вода.

И б н М и с к а в е й х

Из "райского имения" Мансуров выехал после полуночи. Он проводил Шагаретт до лагеря джемшидов, расположившихся среди холмов вблизи Баге Багу.

Расставание было трудным. И потребовалось немало убедительных слов, чтобы успокоить прекрасную джемшидку, доказать ей необходимость поездки в Мешхед. "Да погибнет твой сын! Да сгорит Хорасан с твоим Мешхедом! Но ты вернешься!" - взяла Шагаретт с Алексея Ивановича страшную клятву. "Приеду! Вернусь во что бы то ни стало! - торжественно сказал Алексей Иванович. Обязательно приеду и обниму нашего сына!"

Дорога была отвратительная, автомобиль не столько катился, сколько прыгал козой, и шофер Алиев потребовал остановки:

- Отдохнем малость. Гайки подкрутим малость.

Видавший виды "фордик" действительно угрожающе скрипел, дребезжал, стонал.

- О, а это что-то новое! - удивился Мансуров, разглядывая здание из бетонных плит с вывеской "Англо-Першен и К°". - Бензоколонка! Такие только в кино видел, - не постеснялся он признаться, когда тут же в облаке пыли подкатил "мерседес" Сахиба Джеляла, потерявший здесь, на хорасанских дорогах, свой блеск и лоск и не менее нуждавшийся в профилактике.

Все выбрались из машин и направились к домику. Бензоколонки на дорогах степей и пустынь в Иране были новинкой и вызывали не столько восторги перед автомобильным "сервисом" сколько удивление.

- Клянусь аллахом, бензоколонка есть, бензина нет. - Алиев, сам родом из бензиново-керосинового Баку, скептически относился даже к появлению бензоколонок в Иране. Но на сей раз Алиеву пришлось признать, что Хорасан обскакал Азербайджан. - Вах! - воскликнул он. - Смотрите, барышня!

Из домика выплыло существо в пробковом шлеме, брезентовых коротеньких шортах, с голыми коленками, в гольфах и в черных очках-консервах.

- Гуд монинг, - сказала девица. - Желаете заправиться? Предъявите талоны.

- Невероятно! - воскликнула Гвендолен. - И много вас здесь, мисс?

- Я одна.

- Но кругом степь. Бродячие шайки.

- Я - старший сержант Флагерти Флинн... мисс Флинн из Канзас-Сити. Флаги союзников - моя защита и покровительство.

Все вошли в помещение бензозаправочной станции. Конторка - два увесистых стула, жесткий деревянный, весьма массивный диван и умывальник составляли убранство этого затерявшегося на окраине соленой безжизненной пустыни Дэшт-и-Лутт домика, склепанного, сбитого, свинченного на скорую руку из железобетонных плит и сиротливо глядевшего окнами во все стороны света.

Стены украшали плакаты. Один из них вызвал усмешку на суровом лице Мансурова. Американка, с любопытством приглядывавшаяся к нему, спросила:

- Вы улыбаетесь? Почему?

- А я думал, что с таким идиотством покончено двадцать лет назад... Но... э, да тут и адрес есть. Оказывается, плакат отпечатан в тегеранской типографии. Только скажите, мисс Флинн из Канзаса, почему вы сочли своим долгом украсить свою контору таким... такой дрянью?

Плакат изображал зверскую бородатую гориллообразную физиономию "большевика", наткнувшего на вилы херувимообразного, с картины Рафаэля, младенца, улыбавшегося с острия вил нежной, умиротворенной улыбкой.