Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

И она сидела в присутствии мюршида, опустив голову, и нараспев читала ему темные, наивные, нелепые истории о мусульманских святых... И вновь водоворот затягивал ее, и снова разверзалась пучина.

Отчаянным усилием девушка сдерживала себя. И вдруг сквозь мистический бред какого-то сказания врывалась мысль: "А ведь он клещ, а таких клещей миллион".

Она кидалась за советом к отцу - старому Джемшиду. Он покачивал головой. Он уже решил судьбу дочери. Он ждал, видимо, одного - когда она достигнет возраста зрелости. Он не говорил ничего, но решение принял давно.

Духовно царивший над джемшидскими кочевьями святой мюршид Абдул-ар-Раззак всячески стремился прослыть заживо святым абдалом. И днем и вечером он являлся в чаппари старого Джемшида и твердил: "Помните, мы подлинный абдал, мы абид, что на священном языке сладкоустого пророка нашего Мухаммеда означает - набожный. Нет человека среди жителей Хорасана более набожного, нежели мы, святой мюршид, набожный наставник ваших ничтожных душ и умов. Мы - насихат священного Турбети Шейх Джам - ваш наставник, а ты, дочь моя, наша насиб - помощник. Взгляни на нее, вождь, всевышний просветил девочку через наши божественные наставления. О, веры истинной величие! О, мы заступник благочестия, а ты, хоть и названа при рождении Шагаретт-эт-Дор - Жемчужное ожерелье, всего лишь слабая тряпка, достойная утирать ноги нам, святому наставнику. Гордись ты, вождь джемшидов, восхитись - мы назначаем Шагаретт нашим помощником. И имя твое прославится. И тебя все отныне назовут Шагаретт-насиб".

Мюршид делался одержимым, и от пузырившейся пены белели его зубы. Тогда мать Шагаретт, слабая, истощенная, со всегда ошалевшим взором поблекших глаз, спешила подать ужин.

При виде вареного и жареного - в шатре вождя ели много и обильно святой мюршид "слезал наконец с черствого осла словоблудия", как сердито говорил отец Шагаретт, и выхватывал из миски кусок пожирнее.

Удивительно! У такой набожной, мистически настроенной девушки отец пользовался репутацией вольнодумца, чуть ли не безбожника. Про мюршида он говорил: "В тяжелую минуту от ракъатов спину заломит, а в хорошие времена и дорогу в мечеть забудет". Не очень-то старый Джемшид жаловал мюршида своими милостями. Но святой пришел в джемшидское кочевье в низовьях реки Кешефруд прямиком из Мешхеда, чтобы взять на себя присмотр за местной святыней - мазаром Турбети Шейх Джам.

Присутствие такого почтенного представителя духовенства сразу же подняло влияние и вес старого Джемшида. Какая же война без священного знамени, а джемшиды без сабли и ружья не мыслят жизни. С великим мюршидом не поспоришь, не повздоришь. Как бы на тебя, отважного, но бесхитростного мужа силы и храбрости, но простоватого, не наслали мышей клеветы. Святость великого мюршида безгранична, но и святому не возбраняется нашептывать губернатору провинции Хорасан разные пакости.

Известно от проезжих купцов и разных шляющихся по Хорасану патлатых дервишей, что во время частых своих поездок в священный город Мешхед господин великий мюршид имеет обыкновение заворачивать в частное имение Баге Багу. А кто не знает, что в роскошном, помещающемся посреди райского сада дворце коммерсанта и миллионера Али Алескера, носящего звание Давлят-ас-Солтане Бехарзи, частенько собираются на "маслахаты" великопоставленные персидские чиновники и военные начальники, которым воинственность и самостоятельность кешефрудских джемшидов давно встала поперек горла. Вот и приходится славному праправнуку древнего царя Джемшида и внуку его знаменитого потомка Ялангтуш Хана Эминад-Доуле, самому верховному джемшидскому вождю, заискивать перед мюршидом, темное происхождение которого не вызывало сомнений, закармливать его жарким из барашка и всякими острыми приятнейшими кушаниями, заливать ему глотку английским бренди "Файн". Не смажешь салом губ - губы эти тебя заплюют.

Хмурый, сердитый сидел вождь, сверля мюршида взглядом черных глаз, подергивая длинные тонкие усы, поджимая губы и слушая бесконечные вопли об абдалах, абидах. Ему, конечно, льстило, что великий мюршид открыл в его дочери Шагаретт осчастливленную духом божьим святую провидицу и насиба, то есть духовную свою помощницу. Но он ненавидел великого мюршида. Грудь его распирали месть и ненависть. Он подозревал, что великий мюршид ингризский клеврет и выкормыш, раз он околачивается так часто в Баге Багу, куда столь же часто наведывается к Али Алескеру, якобы для охоты, консул Хамбер.

Вождь джемшидов не знал, что связывает великого мюршида с проклятым Хамбером, но отлично помнил, что глава джемшидского племени Ялангтуш Хан, в результате интриги британских офицеров в 1885 году, после боя у Ташкепри был схвачен и казнен. Сам вождь - старый Джемшид - провел годы детства в тюрьме, куда бросили семью мученика Ялангтуш Хана, который приходился родным дедом вождю джемшидов. Конечно, мешхедский мюршид Абдул-ар-Раззак, как некоторые думают, не ференг - европеец - и не ингриз, но он путается с англичанами, и приходится его всячески задабривать. Не слишком нравилось вождю, что мюршид "обхаживает" Шагаретт, - как-никак она свободнорожденная дочь вождя и благородная джемшидка, но у вождя было много жен и они нарожали ему много дочерей, одних дочерей. И пока у Шагаретт не проявился дар провидения, отец даже и не замечал ее. Теперь стройная, взрослая девица, разодетая в яркие одежды - затейливо расшитую шелком белоснежную сорочку, отороченную широкой каймой, и в ярком дорогом халате, разрезанные рукава которого были изукрашены древним царским орнаментом, в золотой тюбетейке на копне пламенно-рыжих волос, да еще обрамленных великолепными хиндустанскими шарфами, почтительно подносила господину мюршиду угощения и шербеты. Вождь джемшидов нетерпеливо ерзал на своей ватной подстилке. Он мысленно подсчитывал стоимость звеневшего на Шагаретт широкого роскошного нагрудника из ожерелий, составленных, по меньшей мере, из тысячи серебряных рупий. А кольца с рубинами и сердоликами на тонких пальцах! А двойные браслеты исфаганской работы, обременявшие нешуточной тяжестью запястья точеных белых рук!

Невольно вождь любовался Шагаретт. Какой цветок вырос в бурьяновых зарослях степной колючки под сенью его ялангтушского шатра! Достойная дочь Джемшида! Такая достойна стать невестой такого же великого вождя или... царя... И вождь сердился еще больше. Он справедливо полагал, что мюршиду не столько нужна пророчица-насиб, сколько ее джемшидские богатства, причитающиеся по законам джемшидского племени в виде приданого. Но приходилось терпеть. Ссориться с великим мюршидом мог только безумец. Вождь Джемшид, увы, продавал дочь и поощрял господина Абдул-ар-Раззака, приказывая закармливать его и лапшой по-джемшидски, и похлебкой из тертого сыра, и праздничной шурпой с нежной бараниной, и пловом по-персидски, с фазаном и мясом бадхызского кулана, запеченного целиком в яме с раскаленными камнями.