Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

Колхозники днем в поле на тракторе, за плугом, с лопатой, с мотыгой. На хирманах борются за колхозный урожай. А ночью они бойцы-активисты в бригадах содействия пограничным заставам. И всюду - и в пустыне, и в горах, и в степи - рядом с зеленоверхими фуражками мелькают папахи. Туркменские воинственные джигиты преследуют нарушителей, вылавливают, рискуя головой, контрабандистов, подозрительных типов, "мирных торговцев", у которых под халатами почему-то прячутся револьверы, обрезы, николаевские червонцы, мешки с килограммами опиума.

Даже за рубеж просочилась слава председателя Овезова. "Он всюду сам, да два уха!" - высшая похвала его бдительности. Его иронический прищур глаз узнали многие отчаянные нарушителя из контрабандистов. Страшен прищур его правого ястребиного глаза, когда к щеке прижат ласковый глянцевый приклад именного карабина, который он хранит с времен гражданской войны. Карабин всегда в углу хаули смазанный, начищенный, в боевой форме. Карабин отлично пригодился теперь, когда граница - кипящий котел, когда меткий прищуренный глаз ищет мушку и цель за ней, когда твердый палец медленно, уверенно нажимает на спусковой крючок и грохает выстрел. "Убирайся к праотцам!" - тихо говорит Овезов.

"Если ты не выстрелишь, в тебя выстрелят", - говорит медленно Мансуров, проследив в бинокль, как взлетела меховая шапка бандита и мгновенно исчезла голова в хаосе камней. Жутковато взвизгивают пули, совсем рядом вспыхивают фонтанчиками щебенка и песок.

В контрабандисты идут калтаманы, басмачи, бандиты. Многие из них изрядно умеют стрелять. А хозяева, те, кто снабжает их оружием и патронами, покуривают сейчас у себя в своих хорасанских имениях. Для них контрабанда - доходная, спокойная коммерция. На них работают исполнительные приказчики - с винтовками, наганами, кинжалами. Что из того, если кто-то из таких приказчиков не вернется, если где-то его закопают в ущелье, набросают на могилу камней, в лучшем случае воскликнут: "О-ом-ин!" Хозяин спишет в убыток известную сумму, чтобы нажиться на следующей, более счастливой сделке.

А что люди подвергают себя из-за десятка кран смертельной опасности, что жизни людей "на базаре вечности" идут за гроши - это никого не тревожит.

Овезов знает свое дело. Он отличный председатель колхоза и опытный земледелец. В свои пятьдесят лет он неутомимо правит трактором и столь же умело скачет на коне. Ему пятьдесят лет, но вчера он прошел за три часа двадцать семь километров, чтобы поднять погранзаставу "в ружье". Вчера же перед строем бойцов в зеленоверхих фуражках Овезову и трем его колхозникам комендант погранучастка вручил медали "За боевые заслуги". Боевые награды в мирное время мирным крестьянам Тедженской долины. Граница слишком близка. Граница тревожная, ощерившаяся винтовочными дулами, полная опасностей. А какая это граница - можно судить по тому, что на красном шелковом халате Овезова появилась еще не так давно медаль "За отвагу". А такие медали дают тем, кто заслужил их в бою.

Бои не утихают. Как в такой обстановке усидеть в комиссии, заниматься изучением каких-то планов, схем, бумажек, смотреть в оливковые, равнодушно-вежливые лица персидских чиновников, зная, что они будут делать все по-своему? Как в такое время сидеть сложа руки? Равнодушно наблюдать, как в одно мгновение какой-нибудь калтаман, не без попустительства кого-либо из чиновников, сведет на нет все усилия пограничной комиссии.

Ночами выстрелы будят раз пять-шесть. Хватаешься за ружье. Выбегаешь на окраину аула по теплой еще пыли. Всматриваешься в скачущие тени всадников, прислушиваешься к затихающему топоту копыт, такому тревожному, зловещему в ночной тишине.

Уж лучше поменьше спать.

Алексей Иванович в помощь пограничной комиссии по водным проблемам привлек стариков - народных ирригаторов. Яшулли фанатично уважали тех, кто занимался водой, кто старался увеличить поступление воды с Туркмено-Хорасанских гор на поля оазисов Каахка, Чаача, Меана. И хоть яшулли имели связи в прошлом с калтаманами и с зарубежными туркменами-джунаидовцами, в них Алексей Иванович нашел преданных помощников в делах водного разграничения, а когда в том появлялась нужда и беззаветных воинов.

Именно от яшулли - а для того чтобы они разоткровенничались, потребовалось не так уж много времени - Мансуров много подозрительного узнал о селении Чайная Роза.

"Тихий, смирный, работящий", - говорил Овезов об аптекаре из этого богатого селения Меллере. Но тут же добавлял: "Оби гурэ гирифтанд" - "Из незрелого винограда сок выжмет".

Еще опаснее толстый глиняный хум - господин зарубежный шейх, мюршид-абдал Абдул-ар-Раззак, повадившийся в селение Чайная Роза. "Он выхлебает все вино, - говорил Овезов, - и по чаше камнем ударит".

Что делает он, шелудивый верзила, облезший шиит, среди суннитов-туркмен? Ведь шииты враги суннитов! Зачем совершает странные свои паломничества, что вынюхивает своим "бинии пахи" толстым, приплюснутым, совсем не персидским носом, зачем выписывает кренделя своими ногами по Серахской степи?

Счастье сопутствует мюршиду. Пройдоха умудряется улизнуть и провести своих спутников под самым носом у пограничников. Казалось бы, простак с виду, копейки от рубля не сумеет отличить, а всех обводит вокруг пальца.

Даже опытный следопыт, знающий степь и тугаи Герируда, храбрец Овезов, прямой, зоркий барс, лишь пожимает плечами.

- Обнаглели, мерзавцы, - говорит комендант Соколов, - создали на участке омерзительную обстановку. Тут на каждого пограничника приходится по тридцать нарушителей. Война, развязанная Гитлером в Европе, обострила обстановку на Ближнем и Среднем Востоке. Реакционеры Ирана завели шашни с фашистами. Их полным-полно и в Тегеране, и в Хорасане, и, не сомневаюсь, на границе. Вот, к примеру, путешественники. Явно, они из фашистов. И с Меллером они, не иначе, проводили инструктаж.

Несомненно, Меллер был связан с Баге Багу, одним из главных контрабандных и диверсионных центров в Иране. Только до сих пор считалось, что владетельный помещик Баге Багу Давлят-ас-Солтане Бехарзи, или просто Али Алескер, работает на англичан. Теперь же выяснялось, что с переменами в Европе господин Али Алескер быстро перекрашивается. Как он лавировал между британцами и немцами, трудно сказать.

Аббас Кули туманно заметил:

- Бэ дасти дигар мор гирифт.

- Переведи, пожалуйста, - сказал Мансуров. - Не все знают фарси.

Разговор происходил в исполкоме в Серахсе в присутствии приезжих из Москвы.

- А что тут переводить, - подхватил Соколов. - Помещик Али Алескер ловит змею руками других. Загребает жар чужими руками. Раньше его люди делали это для мешхедского консула Хамбера, теперь - для тегеранского посольства Гитлера. Ловить рыбку в мутной воде Али Алескер мастак. Тем более вода в благословенном государстве Иран в связи с войной в Европе замутилась страшно. По поступающим из-за рубежа данным, в иранском государстве упадок экономии. В связи с денонсацией торгового договора с нами у персидских коммерсантов в торговых сделках полный застой. Контрабанда усилилась. За несколько кран люди в поисках средств существования идут наниматься к Али Алескеру. Сейчас у контрабандистов все пошло в ход: ковры, даже кошмы, кустарный шелк, кожевенный товар, краска, чалмы, швейные иглы, какая-то барахляная мануфактура. Ну, и лезут под пули за гроши. А большим зубрам вверяют провоз опиума. В Иране его сеют все помещики. Килограмм в Мешхеде, Ширтепе, Салехабаде, Калаинау стоит рублей семьдесят, а здесь спекулянты дают семьсот - восемьсот. На днях захватили в камышах троих... еще отчаянно отстреливались - у каждого по двадцать пять кило.