Зоя Ножникова - Загадочная Московия. Россия глазами иностранцев

«Владения Московского государя простираются далеко на восток — до реки Иртыш, от устья которой до Китайского озера три месяца пути. Из Китайского озера, скрывающегося в густых лесах, берет начало река Обь. Сюда приходят черные люди и приносят на продажу разнообразные товары. Леса тянутся до области Лукоморье, жители которой каждый год точно в день, посвященный у русских Святому Георгию, 27-го ноября, умирают, а весной, 24-го апреля, оживают наподобие лягушек. Там, говорят, живут люди чудовищного вида: у одних из них, наподобие зверей, все тело обросло шерстью, у других песьи головы, у третьих вместо головы грудь, а глаза на груди, а еще есть люди с длинными руками и без ног. А в реках водится рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами совершенно человеческого вида, но без всякого голоса; говорят, что как и прочие рыбы, она вкусная. Где конец этого леса, никто не знает».

Сорок лет спустя, в 1557 году, венецианский посол Марко Фоскарино,который посетил русскую землю по торговым делам, добавлял:

«Обширны пустыни и леса этой страны, значительная часть которой представляет собой равнину. Громадную часть Московии занимает страшный на вид Герцинский лес. Теперь он не так страшен, как в древние времена, о которых остались только рассказы. Хотя он сейчас уже не кажется густым от частых рощ и непроходимых урочищ, и стал реже вследствие многочисленных строений, расположенных по всем направлениям, он все же пугает. В нем живут лютые звери. Этот лес беспредельной величиной обманывает тех, кто из любознательности захотел бы найти его конец».

Мощь античного Герцинского леса, как называли Аристотель и Птоломей горные леса, покрывавшие Европу, могла дать иностранным путешественникам лишь отдаленное представление об истинных размерах леса Московитского. О нем было известно, что он тянется от Лифляндии до Гор Земного Пояса, которому в новые времена, в XVII веке, дали новое название: Урал-горы, и дальше до конца Земли. Там, за границами любой карты, жили дикие и страшные народы Гог и Магог, давным-давно запертые в крепости Александром Македонским. Если им удастся вырваться оттуда и напасть на христианский мир — настанет Страшный суд.

Правда, московитские леса, кое-где уже расчищенные под жилища и пашню, весною казались ярким зеленым садом, наполненным бесчисленным множеством певчих птиц. Но у путников под колесами повозок и копытами лошадей были только сырость и грязь, обилие воды, болота, мириады комаров и мошек. На подъезде к большим городам дороги нередко мостили деревом, но ездить от этого не становилось проще. В мягкой земле деревянные мостовые прогибались, выгибались, в них застревали колеса, лошадям то и дело грозила опасность повредить ноги. В лесах скрывались дикие звери. В лесах скрывались дурные люди, чьим промыслом был грабеж, а нередко и душегубство.

Итак, когда бы ни отправиться в путь, на дороге все равно будут поджидать западни. Летом в грозу удар молнии мог прервать путешествие надолго, если не навсегда; весной караван остановят разливы вод, осенью — слякоть и раскисшие дороги; зимой не каждый конь унесет седока от стаи волков, и не всегда удастся отбиться от них факелами. Олеарий, правда, утверждал, что ему говорили, будто бы волков можно напугать просто — достаточно волочить за санями на длинной веревке дубину. Барон в этом сомневался, однако считал зиму наименьшим злом, а русский мороз благом.

Зимой, когда дорога покрывалась снегом, любые возки ставились на полозья. В Баварии, Швабии, австрийских землях, в Северной Европе, откуда бывали родом многие приезжавшие в Москву иностранцы, снега выпадало достаточно, и сани не были редкостью. И все же большинство путешественников XV-XVII веков приезжали в Московию из стран с мягким и теплым климатом. Их до глубины души поражали мороз, лед, снег. Многие видели их впервые. Венецианец Иосафат Барбарописал в середине XV века: «Мороз там настолько силен, что замерзает река!» Многие ли жители Венеции могли ему поверить?

Амброджо Контарини,который несколько месяцев пробыл при дворе Ивана III и которому довелось уезжать из Москвы в январе 1477года, добавлял:

«Страна эта отличается невероятными морозами, так что людям приходится по девять месяцев в году сидеть дома. Правда, зимой приходится запасать продовольствие на лето; и вот ввиду больших снегов люди делают себе сани, которые тащит одна лошадь, перевозя таким образом любые грузы. Летом же там ужасная грязь из-за таяния снегов, и к тому же крайне трудно ездить по громадным лесам, где невозможно проложить хорошие дороги».

Венецианец Контарини до поездки в Московию из дальних стран бывал лишь в Персии и, вероятно, никогда не встречал саней. Он описывал их сложно:

«Сани представляют собой нечто вроде домика, который везет одна лошадь. Они употребляются только в зимнее время, и каждому следует иметь отдельную кибитку. Усаживаются в сани, укрывшись любым количеством одеял, и правят лошадью — и таким образом покрывают огромнейшие расстояния».

Что это за «большое расстояние», уточнил другой путешественник, Антоний Дженкинсон, английский дипломат и купец, побывавший в Москве в 1557-1558 годах:

«В зимнее время русские ездят на санях и в городе, и в деревне, так как дорога крепкая и гладкая от снега; все воды и реки замерзают, и одна лошадь, запряженная в сани, может провезти человека до четырехсот миль в три дня».

Восемьдесят лет спустя об удобствах езды в санях писал и Олеарий:

«Несмотря на сильные холода и обилие снега здесь хорошо путешествовать, и можно для езды пользоваться широкими русскими санями из луба или липовой коры. Некоторые из нас устраивали в санях войлочную подстилку, на которой ложились в длинных овчинных шубах, которые там можно очень дешево приобрести, а сверху покрывали сани войлочным или суконным одеялом: при такой обстановке мы находились в тепле и даже потели и спали в то время, как нас везли крестьяне.