Вячеслав Шишков - С котомкой

Отец Степан говорил резко и отчетливо, рубил воздух ладонями и тоже нет-нет, да и взглянет на Марью Михайловну. Она стояла в открытых, увитых диким хмелем дверях, как картина в раме.

Когда батюшка кончил, сел на свое место и закурил вертунок, народ молчал.

- Вам, батюшка, хорошо говорить, - первым раздался голос брата Гусакова. Талант, талант. А ежели и таланту-то никакого нет?.. Нам взяться-то не с чего, совсем ослабли мы от войны, да от неурядицы. И на людей-то непохожи.

- Вот-вот, - подхватил старик. - Мы, как бараны, смирные. Я уж не про товарищество наше говорю, а так, про мужика. Сила в грудях заслабла.

- Веры, что ли, в себя нет, отец? - спросил священник, выпуская из вздрагивающих ноздрей клубы дыма.

- Да, да. То есть прямо, не человеки мы.

Тогда поднялся Кузьмич.

- А надо в себя верить, - тяжело передохнув, сказал он. - Надо всегда помнить, что ты человек, ты высшее существо, ты богоподобен. А если не будешь верить в свои силы, действительно обратишься в барана. Вот расскажу вам одну индийскую сказочку. Хотите, нет?

- Хотим, хотим! Как сказку не послушать.

Агроном зашагал взад-вперед и начал:

- Однажды пастухи убили львицу, а львенка взяли живьем и пустили в стадо овец. Львенок рос, и все овечьи повадки ему передались: овцы в сторону бросаются, и он с ними; передовой баран вперед идет, и он идет за ним с овцами. И так он вырос в большого льва, а между тем, был, как овца, труслив и жалок. Однажды на стадо напал старый лев. Молодой лев бежал вместе с овцами, поджав уши, весь об'ятый страхом. Старик настиг его, схватил за гриву и сказал: "Первый раз вижу, чтоб сильный, молодой лев убегал, как овца, от другого льва. Зачем ты бежишь?" - "Я боюсь, я овца". Тогда старый лев подтащил молодого к озерине и сказал: "Глядись в воду". Тот посмотрел. - "Теперь гляди на меня. Видишь, ты лев, а не овца!" Всмотрелся в него молодой лев, зарычал грозно на всю пустыню. - "Да, я лев!!" - ударил свирепо хвостом в бока, да как бросится на старого льва, в момент опрокинул его на спину. Вот какая сказка. Поняли смысл? Так и вы, привыкли считать себя баранами, да овцами, а на самом деле вы настоящие сильные львы и тигры!

- Ха-ха, вот так сказка! - зааплодировал отец Степан. - Обязательно в воскресенье в проповеди эту сказку расскажу.

- Вот так сказка, - засияли улыбками и крестьяне, и бодро зашевелились.

- Эта сказка дорогого стоит, - насмелился подняться и брат Гусакова. Прямо цены нет сказке. - Он ударил лаптями в пол. - Ребята, соглашайся все! Иди к столу, подписывайся! Дед Захар, иди, чего мнешься!

- Я что ж, я подпишу, крестик поставлю по безграмотству.

Народ двинулся к столу.

- Позвольте, позвольте, граждане, - остановил агроном. - Значит, все согласны организовать товарищество?

- Все, все.

- Тогда начнем с выборов, потом оформим, и я возьму документы для регистрации в город.

И началась обычная процедура. Кончили поздно, к обеду. Хотя день был ведряный, надо бы работать в поле, но никто не жалел. Председатель товарищества тотчас же отправился в волисполком представить на утверждение список выбранных должностных лиц. Оставшиеся, совместно с агрономом и батюшкой, долго обсуждали план предстоящей деятельности, постановили открыть прокатный пункт, опытное поле, выписать сельско-хозяйственных книг, газет, составили список, какие орудия и какие товары должны быть на складе - надо сахарку, селедок, особливо же махорочки - настоящую махорку с руками оторвут, ну, там кожи для подметок, еще чего? - уксусу, да не худо бы горчички, а бабам да ребятам леденцов, пряников, а стряпают ли пряники-то? чорт с ним, с пряником, лучше - ситцу нет ли? И потянулись к столу руки: миллион вступительный, два миллиона членский. Казначей, весь облившийся потом, считал деньги и скрипел пером, рыжая борода его старательно двигалась за каждой буквой, как на поводу.

Батюшка пригласил нас на вечер к себе.

* * *

Тропа идет перелеском и луговиной, прямо к саду на горе. Сквозь листву яблонь виднеется приземистый церковный д 1000 ом. Отец Степан торопится садом навстречу нам, кричит:

- Сюда, сюда, путешественники! - и ретиво разбирает звено изгороди, встряхивая черными, подрубленными волосами. - Пожалуйте, так ближе.

Идем садом.

- Вот обратите внимание, - останавливается он возле трех берез. - Белые грибы. Сам сею.

Из травы торчат десятка два белых, разных размеров.

- Вы нарочно натыкали, - смеется Марья Михайловна.

- Попробуйте, сорвите.

Я нагибаюсь, пробую, гриб сидит прочно.

Сад невелик, но густ и зелен. Меж яблонями и кустами ягод стоят десятка два ульев, окрашенных в голубое. Батюшка становится на колени, приподнимает козырек улья, и показывает нам, через вставленное стекло, жизнь пчел:

- Вот полюбуйтесь: большие - это трутни, а маленькие - работницы. Видите, они выгоняют трутней вон. Сначала отгоняют их от корма, и когда те с голодухи ослабнут - убивают их, а то так-то не справиться. Вот она коммуна-то где.

Усаживаемся на веранде за большим, сколоченным из досок столом.

- Двадцать человек питались за этим столиком, - говорит хозяин. - Сначала белые, а потом красные. Делов тут было - аяяй! Ежели все рассказать - целая книга будет.

И он начинает свой длинный, интересный и поучительный рассказ.

- Когда я приехал сюда священствовать, еще до революции, сразу же из поповской земли отдал пятнадцать десятин сторожу и псаломщику, у них земли было мало, а себе оставил только пять десятин, с меня довольно, ежели правильно хозяйство вести. Прихожане сначала протестовали: вся земля, мол, твоя, владей. Я ответил, что или будет по моему, или я уеду. Мне очень псаломщик нравился: смелый такой, работящий. Да мы бы с ним вдвоем чорта своротили, мы бы из земли чудес наделали. Каждую службу панихиду по нем служу, не могу забыть.

- Умер? - спросила Марья Михайловна.

- Белые, подлецы, убили. Передовой ихний отряд. Вон, возле мельницы, отсюда видно. Почти на моих глазах. - Батюшка задумался и сдвинул брови. Потом красные появились в окрестности. Мужики стали говорить мне, что красные меня убьют за псаломщика, они думают, что это я предал его. А его оговорил латыш местный: еще раньше чего-то повздорили они, - очень хороший случай отомстить. Вот под таким настроением я и ждал красных. Что, думаю, делать? Бежать с белыми, как многие делали, или остаться и принять смерть? Решил останусь, и начал всех удерживать, а то мужики было на утек пошли. Например, прибегает ко мне Петр Гусаков: "Батюшка, благослови с белыми бежать". Я как топну, да зыкну на него: "Домой! На месте сиди! Ни шагу!". Послушался, цел-невредим остался.

Батюшка затем рассказывает, как пришли красные, передовая разведка, самые головорезы, N-й батальон. Действительно злоумышляли разграбить его и убить, но как-то случай спас, и они в конце концов так сдружились, что жили лучше родных братьев. Красноармейцы стали говорить: "Поп или большая сволочь, или очень хороший человек", и вскоре остановились на последнем. Тогда все круто изменилось. Солдаты, все молодежь, крестьяне и рабочие, сами таскали воду, топили баню, стряпали, чуть ли не доили коров.